А. Мелик-Пашаев, ПИРАО, Москва

«Весь трепет жизни всех веков и рас...»

Несколько мыслей о Максимилиане Волошине

Минувшим летом в Третьяковской галерее, без заметной рекламы и нескончаемых очередей, прошла выставка акварелей Максимилиана Александровича Волошина (1877–1932).

Личность и сама жизнь его по многим причинам представляет исключительный интерес для тех, кто занимается художественным, да и любым другим творчеством. Его место в истории культуры, мне кажется, ещё не определилось. Не каждый поставит Волошина в первый ряд русских поэтов, хотя немало у него и таких поклонников. Как художник, пейзажист Крыма, а лучше сказать – Киммерии, он признан в ещё более узком кругу. Между тем воспоминания людей, близко его знавших, в разные годы живших в этом удивительном убежище – Доме поэта в Коктебеле, – вольно или невольно рисуют личность огромного масштаба, по мощи, своеобразию и привлекательности превосходившую признанных гениев искусства того времени.

В замечательной книге Г.О. Винокура «Биография и культура» мне встретилось выражение «жизненно одарённая личность». Не «художественно», не «интеллектуально» или как-то ещё – а именно «жизненно». Что это значит? Мне кажется, автор имел в виду следующее. Каждый из нас постоянно пребывает в бесконечном потоке впечатлений жизни: фактов. образов, различных воздействий, встреч, информации обо всем на свете. Мы принимаем их к сведению, обращаем на них «дозированное» внимание, или игнорируем, или как-то вынужденно приспосабливаемся к ним и т.д. Но некоторые из этих впечатлений, по причинам, о которых мы сейчас гадать не будем, становятся для человека (пользуясь выражением Винокура) значимыми переживаниями, затрагивают глубину его ли чности. В них он как бы узнаёт «свою» область жизни, то, что родственно его душе, то, чем он одарён и к чему призван. Событие, явление, предмет, вызвавший такое переживание, со стороны могут казаться незначительными и случайными, но благодаря им человек чувствует свою сопричастность бесконечной жизни и свою творческую природу. И чем многограннее область таких впечатлений, чем больше того в жизни, что человек воспринимает как родственное лично для себя, как некоторое продолжение себя, тем «больше» становится он сам, тем более походит на то, что издавна называют микрокосмом. Чем богаче его «жизненная одарённость», тем сильнее он воздействует на окружающих людей, не предпринимая для этого никаких специальных усилий. Потому что в общении с таким человеком и наша душа расширяется, и мы открываем, хотя бы на время, что мы «больше, чем думали», что мы тоже причастны многому в мире. Подобное общение для нас бывает даже важнее того, какие открытия, изобретения или произведения принадлежат этому жизненно одарённому человеку, и есть ли они вообще.

По всему судя, таким даром в очень большой степени обладал Максимилиан, или, как все его называли, Макс Волошин. Большой поэт, тонкий живописец, блестящий, европейски образованный критик-искусствовед, он интересовался астрономией и геологией, историей и географией, антропософией и другими мистическими учениями своего времени и много чем ещё, но главное было не в этом. В нём воочию видели человека, умом, душой и телом сопричастного миру: не только текущим делам человеческим, но и горам, камням, морю, звёздам, сухим травам, извержениям и землетрясениям ... И особенно – незапамятной древности, жизни иных времён и народов.

Историческая память – очень редкое и с психологической точки зрения трудно объяснимое качество. Известно, что некоторые люди обладают обострённой эмоциональной памятью. Они не просто помнят о чём-то, случившемся в прошлом, но, вспоминая, заново переживают всю полноту эмоциональной захваченности давним событием. Иногда переживают даже более остро , потому что воспоминание не требует действий и можно без остатка погрузиться в переживание.

Эта способность распространена среди людей искусства, что и не удивительно. Как бы мог человек в течение какого-то времени работать над произведением, если бы в нём не оживало чувство, сопутствовавшее зарождению замысла? Но это касается опыта его личной жизни, а сейчас речь идёт о памяти на то, что лежит далеко за её пределами. И встречаются изредка художники, писатели, композиторы, режиссёры (думаю, что таковы и талантливые археологи, и большие историки), которые обладают как бы не своей индивидуальной, а родовой, общечеловеческой эмоциональной памятью. Их произведения словно созданы свидетелями и участниками жизни иных времён и народов. Для них прошлое – как бы их собственное, а не «чьё-то» прошлое; они вживаются в историю, а не смотрят на неё со стороны: она проходит через них.

Очевидно, таким был Макс Волошин. Его акварели не изображают людей и их дела; они несут явные стилистические признаки эпохи модерна. И тем не менее очарование их, мне кажется, именно в том духе древности, невидимой минувшей жизни, который почиёт на этих берегах и нагорьях. Эта древность печальна и по своему величественна, несмотря на миниатюрные размеры рисунков, на суховатое изящество манеры и легкость самого материала - акварели. Ну а что касается стихов - там отношение поэта к «культурным слоям» излюбленной Киммерии и неотрывность от ее природы тем более очевидны. Кстати, Волошин часто сопровождал стихотворными строками свои рисунки и даже щедро рассылал их как «открытки» с короткими письмами к близким людям.

В связи с творчеством Волошина стоит коснуться еще одного вопроса. Тысячекратно повторен броский журналистский 0тамп: «талантливый человек талантлив во всем». На чем основано это убеждение - трудно сказать: никто не пробовал себя «во всем», да и среди великих людей много тех, у которых не все, за что они брались, так уж хорошо получалось. Но если говорить не обо « всем», а о сфере искусства, то очевидно, что многие писатели, живописцы, композиторы, актеры проявляли способности в разных его областях. Это явление настолько распространенное, что его нельзя объяснить ни совпадениями, ни традициями воспитания в тех или иных социальных слоях. Объясняется оно лишь тем, что психологическая основа разных видов художественной одаренности - общая, и коренится она в особенностях отношения человека к миру, которое родственно у представителей разных видов искусства, разных времен и народов. А предпочтение к тому или другому виду художественного творчества, причины и пути специализации - это уже второй вопрос.

Другое дело, что по многим понятным причинам люди не могут в равной мере развить и реализовать свою одаренность в нескольких видах искусства.

Пушкин был талантливейшим от природы графиком, но всё же его графика стала фактом культуры лишь потому, что нарисована пером поэта Пушкина; про вполне достойный вальс Грибоедова помнят благодаря «Горю от ума»; выразительные рисунки и забавные шаржи Карузо привлекают внимание как дополнение к его голосу, и т.д.

Если не вспоминать почти мифологических героев Возрождения, то людей, всерьёз заявивших о себе более чем в одной области искусства, очень мало. Это, безусловно, Уильям Блейк. Это Э.Т.А. Гофман (хотя как художник он недооценён, а как композитор — неизвестен). Очевидно, таков Тагор, судя по тому, как оценила Индия его музыкальное творчество. Много ли ещё? Я бы поставил в этот ряд и Макса Волошина.

* * *

Связь Волошина с Коктебелем, память о нём, история Дома поэта, чудесным образом пережившего страшные времена, круг людей, его посещавших, похороны Волошина, по его завещанию, на вершине горы Кучук-Енишар, где, говорят, он заранее выложил себе крест из цветных камней, - всё это само по себе стало неброской, какой-то «прикровенной» ценностью нашей культуры. Унаследуют ли её новые поколения, или она постепенно забудется? На всякий случай природа на века запечатлела профиль поэта в силуэте Карадага.