В октябре прошлого года я съездил на выходные в Киев. Впечатлений много: Киево-Печерская Лавра, Софийский собор, Михайловский 3латоверхов­ский собор, Крещатик, Оперный театр, Андреевский спуск, Владимирская горка, Днепр... Но самыми ценными для меня были впечатления от посещения Киевского национального музея русского искусства. Там впервые я увидел подлинник акварели Михаила Врубеля, созданной в киевский период творчества, "Белый ирис. 1886-1887". И пережил эстетический шок – художник, будто невзначай, продемонстри­ровал в этой работе фантастический уровень мастер­ства. Ни одна из виденных мной репродукций близко не передаёт артистизма этой маленькой (24х16 см) акварели, сделанной в основном одной черной кра­ской. (См. 4-ю страницу обложки.)

Об истории создания этой и других киевских акварельных зарисовок цветов известно мало. Види­мо, они были результатом демонстрации ученикам способа работы акварелью – в это время художник давал частные уроки. Эти чудом сохранившиеся штудии выставлены в зале Врубеля. Освещение сла­бое, как и полагается для демонстрации графики. И тем не менее хорошо видно, как работал мастер. Видно, как двигалась кисть – то движение было от центра (от лепестков ириса) к периферии, то, наобо­рот, в заключительном движении мастер обрисовы­вал контур центрального изображения. Видно, что работал он очень быстро. Могу предположить, что собственно на работу кистью ушло две-три минуты. Особенно рассматривать натуру (сам цветок) в это время было некогда. Как Врубель удерживал в со­знании будущий образ – вот интереснейший вопрос для психологии искусства. Воспоминаний учеников об этих уроках не сохранилось. Смею предположить, что мастер исходил из некоторой концептуальной модели законченного образа. В процессе работы он конкретизировал модель, то есть доводил её до чувственно воспринимаемого образа.

Об этом отчасти может свидетельствовать рас­сказ художника М.С.Мухина, который учился у М.А.Врубеля в Строгановском училище: "Помощ­ник (Врубеля) прикрепил к доске рулон крафтовой бумаги (жёсткая бумага средней плотности с гладкой (сатинированной) поверхностью желто-коричневого цвета). Учитель подошёл к нему и взял левой рукой горшок с гортензией, а правой – уголь, сангину и мел. "Господа, мне хотелось бы показать вам, как это растение можно превратить в орнамент. Полагаю, это будет полезно в вашей работе". С этими словами он лёгкой походкой взлетел по ступенькам к огром­ной школьной доске. То, что произошло потом, мы сочли за какое-то чудесное преображение. Держа в левой руке горшок с растением и едва взглянув на него боковым зрением, маэстро быстрыми, угловато-рублеными штрихами возводил на листе бумаги тончайшую графическую паутину. Рисовал он раз­розненными, между собой не связанными кусками. В хитросплетении штрихов мы никак не могли разобрать изображение... И вдруг на наших глазах космические штрихи на бумаге стали постепенно приобретать кристаллическую форму. Скупой графический рисунок, исполненный в три тона, производил впечатление красочного многоцве­тья. Напряжённый черный абрис был подцвечен красной сангиной и дополнен в некоторых местах белым мелом. Охристо-коричневый тон крафто­вой бумаги органично создавал пространственно-тональную среду, в которую был идеально вписан графический, огромных размеров, орнамент... Этот урок запомнился мне на всю жизнь. Никогда после него не доводилось мне испытать подобного чувства потрясения, восторга и счастья".

Хотелось бы прочитать нечто подобное о том, как Врубель писал свой 4Белый ирис. Но найти такое не удалось. Сохранились только разрозненные воспоминания друзей об отдельных приёмах рабо­ты художника с акварелью, вообще. А нам нужно описание целостного процесса – от начала до конца.

На примере "Белого ириса" можно объяснять природу искусства акварели. Хорошо видно, как мастер организовывал свет, отражающийся от поверхности бумаги. Свечение бумаги ощуща­ется даже в самых затемнённых местах. Этим в значительной мере объясняется невозможность повторить образ в репродукции. Другая бумага – другой уровень отражения и иной характер рассеяния света. В этой работе впечатляет ощущение цветного потока света, который исходит от тонко подобранных светлотных отношений, выполнен­ных чёрной краской. Мастер знал о такой возмож­ности и пользовался этим совершенно сознательно. Удивительно, но это даже обманывает объектив фотоаппарата – на полихромных репродукциях фон выглядит цветным, хотя в действительности он чёрно-белый.