В. Ломанович, музыкант, педагог, Нидерланды

Соль-мажорный Концерт Гайдна, роман «Степной волк» и семейство Ростовых

Музыкально-педагогическая фантазия[1]

Иохан Эсслер, переписчик и секретарь Гайдна, писал в мае 1809 года: «Когда французская императорская армия приблизилась к демаркационной линии 10 мая ранним утром в 6.45, наш Папаша был ещё в постели. В то время шум и смятение на улице были очень сильные, и не было никого, кто мог бы успокоить нашего Папашу, так как мы были заняты, помогая ему встать с постели. Четыре пушечных залпа, один за другим, прогремели. Мы взяли одно ядро, которое упало у нас во дворе, на память, как сувенир. От этой бомбёжки двери спальни слетели с петель и все окна дрожали - наш Папаша был шокирован и громким голосом воскликнул: «Дети мои, не бойтесь, где Гайдн, там ничего плохого не случится!»

Я всегда цитирую эти слова старого и умирающего композитора в оккупированной наполеоновскими войсками Вене, когда на пюпитре у ученика появляется скрипичный соль-мажорный Концерт Гайдна. А что может случиться плохого с учеником? Произведение может оказаться слишком сложным технически и стилистически, непонятным, неинтересным, им нельзя будет привлечь внимание, потому что, кажется, в тексте нет интригующих пассажей и двойных нот. Да и вообще, текст, который был написан почти двести пятьдесят лет тому назад, может ли он быть интересным современному школьнику?

Для учителя задача - представить ученику концерт, который является ровесником наполеоновских войн в Европе - совсем непростая. Папка с надписью «Музыкально-педагогическая фантазия. Иосиф Гайдн. Соль-мажорный скрипичный Концерт», долгое время была пуста. Потом в ней стали появляться записи с упоминанием деревушки Рорау, князя Эстерхази, дружбы с Моцартом, «Прощальной симфонии», классицизма, то есть общеизвестного джентльменского биографического набора.

Этот «набор» не работал. Ученики вежливо слушали, но не играли лучше. Им было скучно, как и мне. Концерт не ставил, как казалось мне много лет назад, никаких выдающихся исполнительских задач перед учениками, и я, честно говоря, редко давала его ученикам.

Много лет назад, в годы консерваторской учёбы, весь наш курс восхищался лекциями по истории изобразительного искусства. Предмет был необязательный, факультативный, но посещаемость была стопроцентная из-за учителя, конечно. Было очень интересно.

Однажды, беседуя о классицизме, наш любимый преподаватель вскользь упомянул о своих бытовых стилистических пристрастиях и рассказал, что он предпочитает сейчас (ему было тогда лет сорок пять, и для нас он был вполне пожилым человеком) жить в классическом интерьере, хотя раньше его квартира была богемным артистическим жилищем, с чудачествами. По его словам, он нуждался в классической организации пространства, в его ясности и упорядоченности. Эта его совершенно частная фраза запомнилась, и через много лет до меня дошло, что Гайдн требует для понимания его музыки жизненного опыта и некоторой «обожжённости» жизнью.

Его мир не поразит вас страстями, отчаянием, личностными катастрофами, непомерными амбициями, предательствами и интригами. Мелодии Гайдна будут дружить с вами, любить вас, обнимать и успокаивать вас. В его музыке всем будет хорошо: и людям, и вещам, и природе, и животным, и идеям. Самое большое несчастье вы найдёте в «Прощальной симфонии»: вам не вовремя выплатят жалованье, и вы будете надолго (на летние месяцы) оторваны от своей семьи, исполняя свои музыкантские обязанности при дворе князя Эстерхази. Один раз в своей жизни для реализации музыкальными средствами просьбы своих друзей - музыкантов композитор выбрал тональность фа-диез минор. Князь понял намёк, и фа-диез минор больше в ключевых знаках произведений капельмейстера Гайдна не появлялся.

Ещё один «привет» из далёкой юности. Как-то раз, возвращаясь в общежитие на Малой Грузинской знакомым маршрутом на троллейбусе номер пять, я проехала свою остановку. Зачиталась, не могла оторваться от журнала, который был в руках человека, сидевшего передо мной. Он читал, и я читала через его плечо неизвестный мне текст, не зная ни автора, ни названия. Мне тогда казалось, что если я оторвусь от этого текста, то я никогда не пойму чего-то самого главного в своей жизни. Единственное, что я установила точно - это название журнала «Иностранная литература». Вскоре я нашла этот журнал с романом Германа Гессе «Степной волк».

Казалось бы, что могло быть общего между романом, написанным в тридцатые годы двадцатого века, и соль-мажорным скрипичным концертом, написанным предположительно в шестидесятые годы века восемнадцатого? Но вопрос этот совсем не праздный и не парадоксальный. Приведу именно тот отрывок, который выключил меня в троллейбусе из реальной жизни. Главный герой романа, некто Гарри Галлер, человек, «обожжённый солнцем» жизни, одинокий, потерявшийся в своих размышлениях и поступках, в конце концов очутился в маленьком городке и снял комнату в частном доме. Поднимаясь к себе на третий этаж, он любил остановиться на несколько минут на площадке второго этажа, где его однажды и застал племянник тётушки, сдавшей комнату нашему герою.

«Видите, эта площадка с араукарией, здесь такой дивный запах, что я часто прямо-таки не в силах пройти мимо, не помешкав минутку. У вашей тётушки тоже всё благоухает, и царят порядок и чистота, но эта площадочка с араукарией - она так сверкающе чиста, так вытерта, натёрта и вымыта, так неприкосновенно опрятна, что просто сияет. Хочется здесь надышаться - чувствуете, как здесь пахнет? Как этот запах воска, которым натёрт пол, и слабый привкус скипидара вместе с красным деревом, промытыми листьями растений и всем прочим создают благоухание, создают высшее выражение мещанской чистоты, тщательности и прочности исполнения долга и верности в малом. Не знаю, кто здесь живёт, но за этой стеклянной дверью должен быть рай чистоты, мещанства без единой пылинки, рай порядка и боязливо-трогательной преданности маленьким привычкам и обязанностям».

Единственное слово, которое режет русское ухо, это слово «мещанский», оно портит впечатление от этого простодушного и поэтического описания площадки перед дверью дома, где. Так и хочется продолжить: вас ждут, к вашему появлению всё готово, дверь сейчас распахнётся, и радушный хозяин дома с распростёртыми объятиями примет вас и проводит в гостиную. Вся промытая и проветренная квартира благоухает только что смолотым кофе и ванилью свежеиспеченных булочек, которыми вас готовятся угостить. Вы можете не сомневаться в искренности чувств людей, в чей дом вы сейчас вошли. Они действительно радушны, гостеприимны, щедры, приветливы, им интересны ваши рассказы, им хочется потчевать вас свежей сметаной с клубникой и ватрушками по-венгерски. А слово «мещанский» оставим на совести переводчиков[2].

Более точной презентации общей атмосферы соль-мажорного скрипичного Концерта мне ещё не удавалось найти, хотя здесь нет ни слова о музыке вообще, как нет упоминаний о деревушке Рорау (в учебниках по музыкальной литературе обязательно будет написано именно так: деревушка) или о жене Гайдна, которая делала папильотки из бумаги, на которой Гайдн только что написал очередную симфонию.

Но, как бы ни был приятен запах скипидара и воска, играть Концерт скрипачам всё же придётся руками на инструменте, где звук получается «в результате воздействия натянутого волоса из хвоста белого мерина на натянутую струну». Вопрос только в том, как воздействовать на эту натянутую струну, чтобы слушатели ни секунды не сомневались в том, что их тоже ждут в гостеприимном доме композитора Гайдна.

Концерты Гайдна - не самые частые гости в скрипичных классах. На то есть причины: их не включают в обязательные программы конкурсов, как Концерты Моцарта, которого пытаются играть в классах гораздо чаще. И второе: в них нет чисто виртуозных эпизодов, где скрипачи любят «демонстрировать», уж кто что может: гаммообразные пассажи, сложные штрихи, двойные ноты, то есть всё, что англичане называют ёмким словом challenge (вызов). Но самое интересное, что этот самый challenge, безусловно, в тексте концерта присутствует. Только он не так легко узнаваем: он не в привычной «скоростной» технике, а в полноценной «жизни» звука в короткой фразе, а то и в одной единственной ноте.

Откроем наконец ноты. Оркестр выстраивает декорации, раздаёт программки, где выписаны действующие лица и исполнители, настраивает нас на интересную историю, которая скоро произойдёт в одном уважаемом семействе. Не исключено, что глава семейства - генерал, но, скорее всего, в отставке. Откуда эти сведения? В отзвуках военных маршей, соединяющих музыкальные предложения. В Австрии очень любят военных, их оркестры, лошадей и мундиры.

Уже в шестом такте оркестровой экспозиции нам намекнут, что девушки, и наверняка прекрасные и приветливые, тоже появятся на сцене или на страницах предстоящего рассказа. Будут во вступлении деликатные расспросы, но недолго, потому что зритель (слушатель, читатель) уже ждёт, и главный герой вот уж и появился на сцене.

Герой ли? Или героиня? Ведь в учебниках по музыкальной литературе нам внушают, что главная партия - мужественная, а побочная, наоборот, изящная и танцевальная, то есть женственная. Я всегда и обязательно спрашиваю учеников, разучивающих этот концерт, какого рода главная партия концерта. ВСЕ отвечают: женского. То есть в дверях гостеприимного дома вас встречает приветливая дочь этого возможного генерала в отставке. Дочь очень хорошо воспитана, она задаёт пришедшему гостю вопросы, интересуясь, вероятно тем, как тот добрался, как его здоровье, и вежливо делает книксен.

Думаете, я фантазирую? Вовсе нет. Музыка сама подсказывает, где вопросы, где ответы, где книксены. Для того чтобы разобраться в музыкальном синтаксисе, надо взять карандаш и, как на уроке русского языка в общеобразовательной школе, расставить знаки препинания: точки, запятые, вопросительные и восклицательные знаки. Вы очень скоро обнаружите, что музыкальная речь великолепного рассказчика Иосифа Гайдна состоит из коротких разговорных фраз, в которых обязательно есть главное слово с ударным слогом, в разговоре подчёркиваемое соответствующей интонацией, жестом или действием (поклоном, снятием шляпы или грациозным приседанием).

Мы с нетерпением ждём побочной партии, кто же будет её героем? Только в седьмом такте сольной скрипичной партии появился намёк на ре-мажор, доминантовую тональность, в которой обычно пишут побочную партию, но вместо ожидаемой грациозной и танцевальной темы мы получили диалог. Но с кем же пикируется наша девочка-героиня? Второе действующее лицо проявляется постепенно, по мере того как диалог становится даже немного напряжённым. Многочисленные вопросы задаёт девочка, молодой человек - отвечает, его ответы в нижнем регистре. Новый вопрос - новый ответ, в результате чего мы даже сможем определить, чем занимается этот молодой человек: он тоже военный, его выдаст ля-мажорный пассаж. Это открытие предрешит дальнейшее развитие действия: наша девочка влюбляется и улетает в восторге на самую высокую ноту в концерте. Тут немного вмешается оркестр, играющий, возможно, роль родителей, явившихся с расспросами. Наши юные герои распрощаются и экспозиция завершится.

Дальше нетрудно догадаться, что всю разработку наша девочка будет переживать и задаваться вопросом: придёт ли молодой человек опять к ним в гости, и не слишком ли она его настойчиво подкалывала в разговоре. Она даже будет сильно взволнована и немножко огорчена. Для этого волшебник Гайдн подсыпет в благоухающий котёл гармоний и мелодий разработки пару модуляций в минорные тональности, добавит щепотку нисходящих секунд, растревожит ритм мелкими триолями. В небольшом оркестровом эпизоде перед репризой тётушки озабоченно обменяются родственными вопросами-ответами. Но уж в репризе молодой человек, конечно же, придёт опять в гости, и всё будет хорошо, как и обещал Папаша Гайдн.

А вот ещё один литературный отрывок, на этот раз написанный через сто лет после появления на свет концерта, в котором тоже ничего не говорится о музыке. Думаю, что представлять это литературное произведение не нужно.

«- Ах, как хорошо! — подумала Наташа.
— Борис, подите сюда, — сказала она с значительным и хитрым видом. — Мне нужно сказать вам одну вещь...
— Какая же это одна вещь? — спросил он.

Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.

— Поцелуйте куклу, — сказала она.

Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.

— Не хотите? Ну так подите сюда, —сказала она и глубже ушла в цветы, и бросила куклу.
— Ближе, ближе, — шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
— А меня хотите поцеловать? — прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него улыбаясь.

Борис покраснел.

— Какая вы смешная! — проговорил он, нагибаясь к ней еще больше краснея и, выжидая, ничего не предпринимал».

Спасибо, Лев Николаевич! Скорее всего, гайдновскую девочку звали не Наташа, и миролюбиво, но взволнованно споривший с ней молодой человек не был офицером русской армии. И куклы, может быть, вовсе не было, и в кадках росли совершенно другие растения. Но была атмосфера влюблённости, желания понравиться, была целомудренная чистота и нежность, но и ирония и желание подтрунивать и шутить. А когда ясно, что нам надо сыграть, какую историю, сочинённую композитором, передать слушателю посредством «воздействия волоса из хвоста белого мерина на натянутую струну», то и поиск выразительных инструментальных средств становится интересным и даже захватывающим.

Что же нам надо искать, какие разговоры вести со смычком, для того чтобы он не подсовывал нам услужливо первое попавшееся под руку, типа штриха мартле[3]?

Из класса в класс никого не способным напугать привидением пробирается замусоленная «мудрость», выдаваемая за традицию: в ТЕ времена скорости были другие, люди ездили в каретах, у них было время всё рассмотреть. Поэтому классику не следует играть слишком быстро.

Вдруг топот!.. кровь ее застыла.
Вот ближе! Скачут... и на двор
Евгений! «Ах!» — и легче тени
Татьяна прыг в другие сени,
С крыльца на двор, и прямо в сад,
Летит, летит, взглянуть назад
Не смеет, мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью.
И, задыхаясь, на скамью Упала.

Влюблённые девушки во все времена одинаковые: пылкие, непредсказуемые, восторженные, мечтательные, похорошевшие, взволнованные.

Мы живём в удивительное время, когда средства коммуникации предоставляют нам возможность, не выходя из дома, посетить множество концертов. Я имею в виду youtube. Скольких музыкантов можно послушать, сколько лекций посетить, можно «сходить» в библиотеку и посмотреть рукописи Моцарта в архивах! Но, слушая многочисленные исполнения «нашего» Концерта, можно серьёзно засомневаться в гостеприимности дома Гайдна, в простодушном и искреннем отношении к нам его обитателей. Подчас, слушая этот важный диалог главной героини концерта и предполагаемого молодого военного, мы ловим себя на мысли: «А почему она говорит с ним таким жёстким голосом, как Урфин Джус и его деревянные солдаты?» Почему солист-скрипач так дергает смычком, как бы откусывая куски у каждого звука? Почему закрадываются мысли вежливо досидеть до конца произведения и поскорее выйти на воздух, поговорить с живыми весёлыми людьми и оставить музыку Гайдна в её далёком прошлом?

Живописцам повезло: их картины остались в том виде, в котором их сотворил автор. Мы можем их часами рассматривать, вглядываясь в детали, размышлять, постигать их смысл. В наш диалог с автором никто не вмешается. А вот театру и музыке повезло меньше, они нуждаются в посреднике между автором и зрителями (слушателями), то есть в исполнителе. Исполнители бывают более или менее опытными и компетентными. Многие довольствуются усреднённым исполнением, совершенно не заглядывая «за кулисы» исполняемой музыки, оставляя слушателей в вежливом недоумении по поводу восторгов и славословий в адрес музыки даже знаменитых композиторов и пьес маститых драматургов. Но ещё хуже, когда послушные ученики выполняют указания учителя, который поленился исследовать «закулисье» разучиваемой музыки. И играют тоже очаровательную девочку с голосом Урфина Джуса, на всю жизнь запомнив изумительную музыку Гайдна, как что-то скучное и надоедливое.

Но даже когда удалось разъяснить смысл, создать атмосферу, увлечь - звуковой результат (а у музыканта больше ничего нет) не всегда сразу улучшается. И средства выразительности, и скрипичные штрихи, которые были «в запасе» у начинающего исполнителя, не годятся для выполнения ясно осознанной творческой задачи. Выясняется, что выученные к техническому зачёту этюды Кайзера и Вольфарта (например) совершенно не помогают сделать музыку Гайдна такой, какой он её задумывал, то есть искромётной, остроумной, шутливой, смеющейся, вежливой, уютной, учтивой, благородной и умной. А так называемый штрих спиккато[4], поднимающий смычок над струной и придающий звуку полётность и изящество, отложен на потом. Точно так же, как и так называемые звуковые филировки, делающие вопрос - вопросом, огорчение - огорчением, а книксен - книксеном.

Если вы собираетесь плести кружева, то вам совершенно не понадобятся мотки шерстяных ниток, которых, может быть, у вас полным полно. Голландский мастер семнадцатого века, прописывая шелуху на ста луковках в корзине, не использовал акриловые краски и распылитель, а работал тончайшей кисточкой и, как мы видим, владел этой техникой, как и многими другими. Но понимание ограниченности своего мастерства для выполнения поставленной творческой задачи не обижает ученика, а наоборот, он начинает гордиться тем, что понял замысел и ищет средства для его воплощения.

Путь к авторскому замыслу для исполнителя - через мастерство. Исполнителю всегда сложнее, чем автору. автор мог создать своё произведение, летя на крыльях интуиции и вдохновения. Исполнитель должен облазить всё «закулисье», понимая свою ответственность перед слушателем. Ведь слушатель часто не умеет играть на музыкальных инструментах, и только через чуткий к жизни музыкального звука смычок разговор автора и слушателя может состояться. Может быть, отменить этого обязательного, прописанного во всех методичках Кайзера и задавать детям на пустых струнах «декламировать» самые разные стихи, добиваясь от звука и от голоса предельной выразительности и адекватности творческому замыслу автора? Представляю, как я развеселила этим предложением своих коллег!

Поверьте, ученик овладеет любой техникой, если он знает «в лицо» героев разучиваемых произведений и эмоционально сочувствует им. И этих героев надо искать, привлекая в помощь и графа Толстого в том числе. Искать в гармонии, в мелодии, в ритме, в модуляциях, в динамике, в артикуляции. Так и хочется добавить: в походке, в жестикуляции, в костюме, в гриме, в декорациях, в софитах. Но это всё остаётся за кулисами скрипичных концертов.

[1] Глава из педагогического проекта «За кулисами скрипичных концертов».
[2] Слово «мещанин» лишь со временем приобрело в русском языке негативный оттенок; первоначальное его значение – просто «горожанин» (ред.).
[3] Мартле – быстрое акцентированное проведение смычка.
[4]Спиккато – короткий прерывистый штрих, выполняется кистью в НЧ смычка.