Валентин Серов. Контрасты

Валентин Серов. Контрасты

В. Серов. Автопортрет

В далёкие 50-е прошлого века учителя нашей СХШ при институте имени В. Сурикова, считавшейся – и, наверное, справедливо – лучшей в стране, вольно или невольно формировали у нас некоторое не вполне определённое представление о том, какой должна быть хорошая живопись. Официально «главным художником» в ту пору был назначен И. Репин, но между собой, почти негласно, педагоги склонялись к тому, что в основных произведениях этого выдающегося мастера всё же немного не хватает живописной свободы. Обаятельный талант К. Коровина с его «певучей кистью», наоборот, смущал некоторым избытком свободы: не было уверенности, не заступает ли художник невзначай за границы дозволенного в «истинно реалистическом» искусстве! И как-то само собою получалось, что ученику русской художественной школы лучше всего ориентироваться на Валентина Серова…

Четверть века спустя один из моих бывших одноклассников, говоря об И. Левитане, назвал его самым (может быть, и единственным, уже не помню точно) вполне искренним и естественным отечественным художником. Я спросил: а Серов? И услышал в ответ: Серов слишком разный, он не мог быть всякий раз искренним. Помнится, я возразил примерно так: он совершенно искренен и бесконечно талантлив, он мог «всё» и «по-всякому», но (осмелюсь повторить это через десятки лет!) не знал, что делать.

Громадная выставка, только что прошедшая в залах Третьяковки на Крымском валу, во-первых, вернула мне почти физическое, осязательное ощущение той манеры письма, которая, как мягкое и отчётливое «туше» пианиста, так манила нас в детстве. А во-вторых, не изменила, а даже усилила впечатление некоторой растерянности художника на сломе эпох, когда рвалась «цепь времён», а искусство пошло сразу разными нехожеными путями.

В советское время далеко не весь Серов был популярен и широко публикуем. Что вспоминается наиболее ясно, и что знали практически все? Пленительный портрет-картина «Девочка с персиками», разошедшийся по конфетным коробкам; «Девушка, освещённая солнцем»; Мика Морозов – одно из редких живых изображений маленького ребёнка; несколько блестящих портретов богатых и знатных людей, в которых принято было искать не столько художественные достоинства, сколько следы крити ческого и ирони чного отношения художника. Конечно, рисунок, изображавший нападение конных карателей на восставших рабочих. В качестве декадентской причуды – угловатую Иду Рубинштейн. Ну и ещё кое-что.

Какого же разного, какого контрастного Серова мы увидели на этой выставке! Серов – простодушный молодой человек, чудесно пишущий самые простые вещи с натуры. Серов – изысканный стилизатор, передающий образы далёких культур и эпох: мифологически-архаичной античности, Востока тысячи одной ночи, Руси времён Петра. Он – и русский реалист, недалеко ушедший от передвижников, и европейский модернист ХХ века. Он то проникновенно заглядывает в душу портретируемых, то лихо вычерчивает их гротескный, чуть карикатурный, внешний облик и силуэт. То оплакивает новобранца, то в стиле и колорите репинско-коровинской Государственной думы пишет сцену миропомазания Николая Второго. Кстати, ведь Серова – модного придворного художника (как, впрочем, и Репина) от нас скрывали. Изображения императора Александра Третьего – как их много, и как они, мягко говоря, далеки от верноподданнической лести! И тем не менее ему вновь и вновь заказывают их. Пожалуй, это хорошо характеризует Его Величество. Может быть, он обладал чувством юмора, и даже разбирался в живописи, или прислушивался к тем, кто разбирается. А портрет императора Николая! Вот где никакого гротеска, а глубокая, почти провидческая печаль.

Таким разным успел побывать художник Серов за свою, в общем-то, совсем не долгую жизнь. Разным и в тематическом, и в стилистическом, и в эмоциональном отношении. Понятно, многие большие художники меняются с годами, и знаток может сказать, к какому периоду относится то или иное произведение. Но обычно в таких случаях ретроспективно всё же просматривается некий основной вектор, движение художника к своему акме, к тому, в чём творец выразит себя с наибольшей полнотой; или – последующее отдаление от этой вершины.

У Серова я не вижу ни первого, ни второго. Может быть, это я не вижу? Очень возможно! Потому что и я чувствую некую единую атмосферу этой выставки, общую «серовскую» интонацию какой-то сочувственной грусти, которая пронизывает не все, но очень многие из этих столь разных картин…
А.М.  

(Иллюстрации на 1-й странице вклейки.)

Искусство в школе: 
2016
№1.
С. 48.

Оставить комментарий

Image CAPTCHA
Enter the characters shown in the image.