Интерпретация произведений искусства
Интерпретация произведений искусства
На примере выставки «Голландский групповой портрет Золотого века»
С позиций традиционного подхода задача интерпретатора памятников искусства сводится к реконструкции авторского замысла, постижению и воссозданию авторской идеи, что достигается анализом творчества художника, условий, в которых данное произведение было создано и т.д. Однако на практике интерпретация художественных произведений прошлого, отразивших в свою очередь, авторское видение, является своего рода «интерпретацией интерпретации, где сверхзадачей становится обнаружение "смычек", связывающих культурную традицию прошлого с современностью. Особую актуальность такой подход приобретает на выставках, где произведения имеют скорее культурологическую, чем художественную значимость.
С 21 сентября 2013 по 19 января 2014 в рамках "Года Голландии в России" в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина проходила выставка «Голландский групповой портрет золотого века из собрания Амстердамского музея. До нашего времени сохранилось около 125 групповых портретов, исполненных голландскими живописцами в середине XVI и XVII веке для общественных и профессиональных организаций. Почти все они находятся в собраниях городских магистратов и музеев страны и крайне редко покидают их стены. Большеформатные портреты членов стрелковых корпораций, гражданской милиции, попечителей благотворительных учреждений (сиротских приютов, богаделен, госпиталей, работных домов) – уникальное явление в истории европейского искусства. Художники использовали различные варианты композиционных схем: перед выступлением в поход, когда стрелки изображены сплочёнными группами, или во время официального собрания, или за праздничным столом. По сложившейся традиции, каждый портретируемый сам оплачивал художнику свое изображение; после завершения полотно преподносили в дар соответствующей гильдии. Главным считалось не столько художественное достоинство произведения, сколько убедительное внешнее сходство, а также размещение фигур в строгом соответствии с их статусом. Нарушение этих правил Рембрандтом в знаменитом "Ночном дозоре" (1642), вызвало серьезные претензии заказчиков.
Художники, представленные на выставке в ГМИИ, включая ученика Рембрандта Говерта Флинка ("Групповой портрет стрелков роты капитана Йохана Хейдекопера и лейтенанта Франса ван Ваверена", 1648), создавали произведения, соответствующие ожиданиям общества. И хотя динамичная картина Флинка, написанная через шесть лет после «Ночного дозора, напоминает работу учителя, Флинк, видимо, сумел "утвердить" подобную композицию ещё на начальных стадиях: его эскиз маслом, также представленный на выставке, является единственным известным в настоящее время наброском группового портрета стрелков.
Десять огромных полотен с изображением больших и значительных людей – документальные свидетельства героической эпохи в истории Голландии золотого века. Следуя традиционному подходу к задачам интерпретации, посетителя выставки нужно прежде всего ввести в исторический контекст, в который "впишутся" произведения, созданные на разных этапах существования страны. Для современного человека эти портреты, помимо всего прочего, – исторические памятники, позволяющие заглянуть в далекое прошлое; наглядное свидетельство голландского самоуважения, несокрушимого духа и национального единства, гордости от завоевания независимости (которая была окончательно признана в 1648 году).
Начиная с середины XVI столетия изображения трех стрелковых корпораций Амстердама – лучников, арбалетчиков и аркебузиров, становятся важной темой живописи. Среди заказчиков групповых портретов особое место принадлежало гражданской милиции, следившей за безопасностью населения Амстердама. Историческими свидетельствами становятся оружие, одежда, выписанные на портретах стрелков с редкостной тщательностью и мастерством. На картине Якоба Лиона "Групповой портрет стрелков роты капитана Якоба Питерса Хогкамера и лейтенанта Питера Якобса ван Рейна" (1628) можно бесконечно разглядывать интерьер зала амстердамской корпорации арбалетчиков: выложенный черно-белыми плитками пол, камин с гербом города Амстердама, висящий на стене «"ортрет стрелков роты О" работы Дирка Барендса. Ещё больший интерес представляет вооружение и одежда мушкетёров, возглавляемых капитаном и лейтенантом (оба они были торговцами шёлком). Ленты с подвешенными пороховницами, туфли с бантами, воротники: огромные гофрированные испанские горгеры и отложные рабаты, по французской моде эпохи Людовика XIV; мушкеты, алебарды...
Разнообразные предметы в руках, характерные детали внешности подчеркивают индивидуальные особенности каждого. К примеру, кружка с пивом и красное лицо аркебузира, изображенного справа внизу на «Групповом портрете корпорации амстердамских стрелков (семнадцать стрелков роты f)» (1557) Мастера антверпенского семейного портрета, или штаны в густых рюшах и косички, заплетённые красными ленточками на картине Говерта Флинка «Групповой портрет стрелков роты капитана Йохана Хейдекопера и лейтенанта Франса ван Ваверена» (1648). Желание запечатлеть конкретное время и реальных героев, внесших свою лепту в образование свободной республики, ощущается в каждом из произведений.
Авторская интенция, замысел художественного произведения – это уже интерпретация, субъективное отражение идеалов и идей, рожденных обществом конкретного исторического времени. Однако смысл художественного произведения неизменно «превышает авторское понимание» (Гадамер Х.-Г.); следовательно, задачей современного специалиста становится обнаружение этих смыслов и последовательное раскрытие их в процессе общения с посетителями.
Для того чтобы понять произведение искусства, его нужно прочувствовать, пережить, что достигается путем проведения аналогий с собственным опытом. При разговоре с публикой на выставке «Голландского группового портрета» необходимо коснуться тех «струн души», которые найдут отклик у российского зрителя. В первую очередь это «национальная идея», проявившаяся в гордости голландцев за свою маленькую, но свободную страну. Подчеркивая своеобразие именно этого уголка земли, разместившегося на осушенных болотах, где триста дней в году идет дождь, голландские пейзажисты изображали на своих картинах небо в тучах. В соответствии с этой традицией написан фон «Группового портрета корпорации амстердамских стрелков (двенадцать стрелков роты е)» Дирка Якобса (1563). На этом же портрете присутствует и изображение «национального достояния» – двух довольно невзрачных селедок. В XVI веке просоленную селедку, обретшую исключительные вкусовые качества благодаря изобретательности рыбака Виллема Якоба Беккельса, голландцы начали поставлять самым известным дворам Европы.
Отклик у российского зрителя найдет голландская идея защиты, обеспечения безопасности населения, которую гарантировали жителям окрестных домов стрелковые корпорации, а также идея усердия в выполнении общественного долга – руководство многочисленными богоугодными заведениями. И, наконец, сама причастность изображённых людей к своим профессиональным группам: корпорациям стрелков и регентов-благотворителей, из которых строилось голландское общество золотого века. «Само слово "корпорация" сразу вызывает ассоциацию с современностью. И это не случайно. Именно тогда и складывался европейский капитализм с его объединением индивидуальностей в компании ради единой целия1.
Расцвет портрета как самостоятельного жанра живописи в Северных Нидерландах совпал с общим подъемом экономики и национального самосознания, обусловленного житейскими и морально-философскими принципами, заложенными в нидерландском обществе протестантской этикой. Регенты на голландских портретах изображены правдиво, без каких бы то ни было прикрас.
«Их не смущало, что с холста глядело не особо красивое и не очень одухотворенное лицо, что фигура не отличалась изяществом, а костюм – элегантностью. Важно было, чтобы изображенный на портрете человек имел характер, чтобы в чертах лица сквозила решимость и энергия, в руках чувствовалась цепкая деловая хватка, в фигуре – силая2. Облаченные в строгие черные одежды попечители, исполненные благочестия и достоинства, изображены за служебными занятиями. Протестантская трудовая этика – религиозно обоснованная доктрина о необходимости работать добросовестно и усердно, о ведении коммерции не только ради увеличения личного потребления, а в качестве добродетельного вида деятельности. При этом протестантам чужда показная роскошь, а богатство рассматривается лишь как свидетельство хорошо исполненного долга перед Богом, подтверждение наличия его дара.
Неудивительно, что в протестантской Голландии рождается идея исправления трудом. Как эта идея осуществлялась на практике – наглядно демонстрирует картина Бартоломеуса ван дер Хелста «Групповой портрет регентов и регентш женского работного дома» (1650), на заднем плане которой смотрительница бьет туфлей одну из женщин, занятых пряжей льна. В работные дома помещали бродяжек, побирушек, лень в работе наказывалась. Не случайно над воротами этого исправительного заведения, существовавшего в реальности, была изображена сцена, где одна женщина угрожает другой плетью и начертаны слова поэта Питера Корнелиса Хофта: «Не пугайся. Я не несу зла, но склоняю к добру. Наказует моя рука, но чисты мои намерения.
На картине видна характерная деталь работного дома: высокая, до потолка, решетка, отделяющая воспитанниц от посетителей. Сквозь деревянное ограждение посетители наблюдали за процессом перевоспитания, заплатив за это два стюйвера – небольшую сумму, за которую можно было купить кружку пива. здесь со всей очевидностью возникает параллель с современными телевизионными реалити-шоу.
Вглядываясь в полотно ван дер Хелста, мы отказываемся от традиционного подхода к интерпретации и переводим ее с личности художника на смыслы, о которых эта личность размышляла. Следовательно, задачей становится не реконструкция авторского замысла; истолкованию подлежит не то, что хотел сказать автор картины, а то, что в этой картине «хотело сказаться.
Интерпретация не может и не должна полностью повторять авторский замысел. «Конструирование смысла определяется опытом, имеющимися у него предрассудками, а интерпретация всегда является незаконченной и полностью зависит от горизонта интерпретирующего сознания, его открытости к «слиянию~ с авторским горизонтом и способностью аппликации текста к наличной ситуациияа. Различная по своему составу, возрасту, образованию и т.д. аудитория обладает разнящимся опытом. Поэтому говорить о единственно возможной интерпретации произведений не вполне корректно. Но в любом случае интерпретация художественного произведения всегда шире авторского замысла.
Общение с публикой выражается не в том, что «субъект передает некую информацию (знания, идеи, фактические сведения и т.п.), которую получатель должен всего-навсего принять, понять (правильно декодировать), хорошо усвоить и в соответствии с этим поступать. Получатель информации и является в подобных случаях объектом, и отправитель на него смотрит как на пассивный <...> приемник, хорошо настроенный, точно и надежно работающий. <...> Глубинное общение~ есть радикально иное положение, когда «информация адресуется такой системе, которая индивидуально своеобразна, активна в соответствии со своей уникальной природой и соответственно должна переработать получаемую информацию, становясь партнером ее отправителя в их общем деле – совместной выработке результирующей информации. Иначе говоря, в общении нет отправителя и получателя сообщений – есть собеседники, соучастники общего делая'.
Оставить комментарий