Т. Ветрова, г. Лесной Свердловской области

Свободная стихия

Шестилетняя Полина играла так: вначале она была древним человеком, который не умеет говорить. Таким, как люди в самом начале, - объяснила она. То есть была уверена, что в том далёком новеньком мире люди были таковы: бессловесные и только и умеющие, что мычать. И вот Полина мычала, рычала, завывала красивым тоненьким голосом. А уже через несколько секунд (на самом-то деле - через много-много тысяч лет) сквозь мычание стали прорываться, продираться слова. Редкие, бессвязные пока что и бессмысленные -урллл, ыыыа...

Время шло. И вот на место первых беспомощных слов пришли другие - со смыслом. К примеру, слово «тапочек». Или слово «вермишель». Неважно. А важно, что произошло это революционное событие не вдруг и не сразу. И наконец - опять-таки через много-много тысяч лет - Полина стала человеком разумным, то есть говорящим. Надо ли добавлять, что с тех пор девочка говорит и говорит, вероятно, втайне радуясь тому, что проросла сквозь собственную первобытность и немоту. (О древнем человеке нам еще придётся вспомнить. Как и о словах, прорастающих сквозь немоту и первобытность.)

Свободная стихия речи... Как и всякая стихия, она непокорна, сурова, непредсказуема. Как научить ребёнка говорить? Работая с детьми, я убедилась: живая свободная речь сродни ледяной воде: так же трудно сделать первый шаг, но ещё труднее - плавать и кувыркаться в этих водах.

Не думаю, что сообщу что-то новое, предположив: не владея свободной речью, ребёнок обречён на дополнительные испытания. Он робок и неуверен в школе, ведом в коллективе сверстников, а вступая во взрослую жизнь, нацелен не на успех, а на выживание.

Мы обязаны научить ребёнка свободной выразительной речи.

Похоже, наше вступление затянулось, так что пора перейти к делу.

Казалось бы, чего проще. Человек не может опираться на одни готовые формулы и фразы. Не в состоянии общаться с окружающими, рассчитывая только на заученные образцы. Не должен строить собственные высказывания, уткнувшись глазами в конспект. Не может, не должен - всё так. Ну да ведь он так и не поступает, скажете вы. И свободной речи сколько хотите! Достаточно выйти на улицу. «Наши дети ругаются матом» - печально констатирует поэт. Но беда даже не в том, что ругаются. Они разговаривают матом. И никаких вам готовых формул, тем более - образцов. Получается, сокрушаться не о чем? Чего-чего, а свободной стихии в их речи хватает. (На самом деле это, к сожалению, не так. Используя ненормативную лексику, подростки остаются рабами, связанными путами собственного невежества и примитивного мышления. Их речь не свободна, поскольку скудна. Им по-прежнему не хватает слов, тем более умения ими манипулировать. Просто одни убогие, но приличные слова поменялись на другие - столь же убогие, но не приличные.

Осваивая свободную выразительную речь, ребёнок учится не только говорить (подобно древнему человеку, который, рисуя мамонта, овладевал не одним лишь умением наносить на камень точную линию). Он оттачивает мышление, даёт свободу воображению, приобретает навык воздействия на окружающих - иначе говоря, встраивается в современную реальность, как его предок обживался в первобытных дебрях. Он больше не маленький и беспомощный, не ведомый и робкий. Он пришёл сюда не выживать, а жить.

- Уж что-что, - с горькой иронией признаются хлебнувшие лиха родители, - а болтать мы умеем. (Я, как человек опытный в таких делах, добавила бы: пока умеем. Но не будем забегать вперёд.)

- Не болтай чепуху! - одёргивают ребёнка родители.

А что же, что им говорить?! «Это скамейка»? «Вот морковка»? «Мама мыла раму»?

Давайте договоримся раз и навсегда: чепухи в речи ребёнка не бывает. Глупости поищите в других речах, уж в них-то нет недостатка. Выстраивать речь ребёнка - всё равно что выстраивать реку. «Человек сказал Днепру: я стеной тебя запру». Дозапирался.

Не бывает слишком разговорчивых детей. Тем более - чересчур болтливых. Стоит иметь в виду: это пока ещё их речь пенится пузырьками воздуха, полна света и бликов - но надолго ли? Пройдёт время, и мы, подобно археологам, примемся откапывать эти исчезнувшие пласты и с огромным трудом добывать естественность и живое дыхание детской «болтовни».

Постараемся же полюбить непосредственность и непредсказуемость детской речи - полюбить вместе с ошибками, промахами, неточностями и нелепостями. Тем более не исключено: именно эти ошибки-оговорки - сигнальные огни будущей индивидуальности, яркости и таланта.

Отступление. Размышления учителя словесности об ошибках в детских сочинениях.

Оказывается, научить ребёнка сочинять красивые стихи так же просто, как писать плохие сочинения. Всё дело в различном наборе штампов, только и всего. Это грустное открытие я сделала довольно давно, но обо всём, что из него следует, старалась до поры до времени не размышлять. Точку в моих сомнениях поставил Антуан де Сент-Экзюпери.

Юбилеи - это почти всегда тягостно, это пудовый конь, припрятанный в шкафу. Юбилей замечательного писателя Антуана де Сент-Экзюпери прошёл со всеми непременными атрибутами: с хрупкой красавицей розой, украшающей обложки соответствующих буклетов; со стихами... Но это бы ещё полбеды; хуже всего, что на призыв первыми отозвались педагоги, а значит, и дети. Читаю в одном из «юбилейных» сборников:

Вот такая история: он улетел, но обещал вернуться.

Я понимаю: дети не виноваты. И взрослые как будто не виноваты тоже... И уж тем более Экзюпери... Однако написанное пером не вырубишь топором, а рукописи не горят, к сожалению. В результате выплёскивается поток заляпанных взрослыми штампов, чтобы удовлетворить «взрослые» амбиции, а детям всерьёз и надолго заморочить голову: они -юные поэты, юные художники...

Прочитав эти несколько строчек, кто-то, возможно, спросит: а что, собственно, страшного в этом детском сочинительстве, пусть и неумелом, но продиктованном искренним желанием «сказать красиво»? Чего такого особенного в нём недостаёт?

Понятно, недостаёт многого, но главное, по чему тоскует мой лично взгляд, - это ошибки. Или хотя бы шероховатости. Детский текст, не хромающий ни на одну ногу, по-моему, начинает хромать на все восемь, а ни разу не сбившееся дыхание свидетельствует (опять же, на мой взгляд) о полном отсутствии воздуха вообще!

Механизм нашей работы над детскими ошибками таков: отыскать ошибку, выписать её на отдельный листок, а листок запереть на ключ. Игла в яйце, яйцо в утке. Только на конце иглы не долгожданная Кащеева смерть, а - что? На мой взгляд, живое человеческое дыхание, лёгкий, чуть запинающийся шаг ребёнка, который невозможно спутать ни с чем; бурная детская жестикуляция и потрясающее умение реагировать на те предметы, которые мы, взрослые, не замечаем, как, говорят, пчела не замечает человека - слишком несоразмерны масштабы!

Началось всё с изумительного слова «почемучто». автор слова - мальчик четырёх лет, и вот некоторое время я, его взрослый наставник, пыталась это слово подкорректировать, привести к норме. К счастью, безуспешно; ребёнок, с гениальной простотой объединивший сразу «почему» и «потому», в сущности, был прав: никакой ответ не исчерпывает полностью вопрос, и всякое «потому что» оставляет после себя хотя бы маленькое «почему?». В общем, ошибку мне исправить не удалось, я оставила свои попытки и охотно признала победу за мальчиком, за его словечком «почемучто».

Причудливое слово запомнилось мне, но и не только; оно оказалось ключиком к тому, чего я прежде не замечала (вернее, замечала, конечно, только у настоящих писателей Д. Хармса, К. Чуковского, Л. Кэрролла...). Ключом к словам-перевёртышам, к фразам, вывернутым наизнанку, с отсутствующими логическими связками или с такой логикой, для восприятия которой, по-видимому, требуется особый опыт. Что это за опыт? Вероятно, тот, о котором упоминала Мэри Поппинс, пытаясь реабилитировать бестолковых взрослых: «они знали, но забыли». Стало быть, нужно что-то вспомнить?

Может быть, то время, когда слова обладали для нас не только звуком, но и цветом, и запахом, когда они в наших представлениях легко материализовались, и облако, к примеру, превращалось в человека по имени «облакат» - это было похоже на адвоката, но только чуть-чуть, потому что наш умел летать!

• Создание текста (или сочинения) определённо­го характера – следующий шаг. автор следующего "Зимнего сочинения" ученица 11-го класса: "Кру­гом тропинки со следами лапок голубей. Дыхание становится осязаемым, и каждый выдох рисует воздухе мимолётные узоры. Саблезубые крыши оскалились... Шаги, шорох снега, шаги..."

• Одно из самых простых и доступных заданий – отыскать в литературном тексте то, что нравит­ся лично тебе, пока не замахиваясь на большее; пусть это будет просто предложение. Нам уже известно: мир предложения вмещает в себя ровно столько, сколько любой другой мир – надо только уметь вслушиваться и всматриваться. К тому же в каждом предложении есть не только сказанное, но и не сказанное, так что работа с предложением открывает заманчивые перспективы...

Мерцание ошибки в детском литературном тек­сте, по-моему, – один из критериев подлинности этого текста, если угодно – критерий отсутствия в нём "взрослых" добавок и консервантов; указание на то, что этот запинающийся голос может не только окрепнуть, но и приобрести настоящую индивиду­альность; что вкус к живому слову породит стойкий и непреходящий интерес к книге, да и вообще отво­рит дверь в культурное пространство. Если, конечно, принять точку зрения, что это пространство больше, чем просто набор замечательных имён и названий;

• если учесть, что в этом пространстве придётся жить, а не только заглядывать туда по выходным... По-моему, мои читатели "Доктора Айболита" уже сделали в этом направлении первые шаги.

доктор Айболит долго лечил зверей и вдруг сам превратился в кролика»; "Муха-Цокотуха переле­тела в другую сказку"; "На лбу у Бармалея было на­писано: берегись! – а он не знал об этом"; "Бармалей очень хотел кушать и нечаянно съел свой нос".

Вопрос 3. Надо ли учить ребёнка сочинять?

Вот именно – надо ли, когда он сам превосходно умеет это делать? Мы уже имели возможность заме­тить: сочинительство для ребёнка – даже на уровне лексики, грамматики, фонетики – иначе говоря, на уровне изобретения новых слов или произношения слов – дело рядовое. Обычное и естественное явление. Всё, однако, не так просто. Хотелось бы заметить: присущая ребёнку способность к словотворчеству обладает чудесным свойством: ребёнок, который любит сочинять и – это важно – сохраняет эту способ­ность и пристрастие в дальнейшем своём взрослении, овладевает речевыми навыками куда естественнее и безболезненнее, чем это происходит с другими деть­ми. С другими – то есть с теми, кто пережил страсть к словесному сочинительству как детскую болезнь. Преодолел. И научился относиться к этому явлению как к смешным детским ошибкам...

Казалось бы, о чём тут толковать? Ни у кого вроде бы не вызывает сомнения, что ребёнка нужно учить рисовать. Что в воспитании личности ребён­ка небесполезна музыка... А вот словотворчество занимает какую-то периферийную позицию. И ограничивается задачей научить ребёнка говорить грамотно. Спору нет, задача актуальная. Да ведь, помимо грамотности, существует кое-что ещё! К примеру, яркость и выразительность. Или – то удовольствие, наслаждение, которое приносит ре­бёнку собственное рассказывание сказки, причём сказки, которой до него не было на белом свете. Которую он сам сочинил...

Уроки сочинительства – бесценная школа. Она поможет ребёнку освоить разнообразные навыки связной выразительной речи. А ещё – дополни­тельно! – вооружит опытом самовыражения. От­точит вкус. Приблизит к читательской культуре. Иначе говоря, сослужит такую службу, которую на сегодняшний день заменить нечем.

Вопрос 4. Помочь или не мешать? (О самых первых уроках сочинительства.)

Я думаю, эти первые шаги самые трудные. В особенности для нас, взрослых. Мы уже имели возможность убедиться: в 4-5 лет ребёнок говорит много и естественно. При этом путано и неправиль­но. К тому же, запас слов у него пока что невелик. Так что хочешь – не хочешь, приходится изобре­тать новые слова. Или новые формы слов. Короче говоря изобретать...

Как же действовать в этом случае нам, взрос­лым? По сути, выбор не так уж велик, перед нами только два пути. Первый путь корректора, второй доброжелательного созерцателя. И тот и другой, впрочем, не представляются перспективными. В первом случае мы стоим перед угрозой выхолостить живую, темпераментную, выразительную речь ребёнка. Во втором – занимаем позицию, сильно отдающую равнодушием.

Позвольте дать вам простой совет, предложить, возможно, самое бесхитростное решение. Убежде­на, первое правило для взрослого, принявшего на себя труд руководить детским сочинительством, за­ключается в двух словах: "радоваться" и "не боять­ся". Постараемся поверить: как бы разрушительно ни выглядели первые опыты сочинительства, – эти снаряды не опасны. Их взрывная сила соотносима разве что со взрывом цветущего бутона. С могучей весенней стихией... Наводнение? Что ж, это не ис­ключено. Но не превращать же по такому случаю мир в пустыню? Короче говоря: думаю, что первые бессознательные опыты детского сочинительства следует поощрять. И уж ни в коем случае не пре­рывать. Не вставлять свои "взрослые" ремарки. Хочу в этой связи напомнить известный эпизод: Корней Иванович Чуковский однажды был всерьёз удручён, когда услышал от одного ребёнка фразу: "Акулов не бывает!". Печально, верно? Постара­емся же не уподобляться этому взрослому ребёнку.

(Продолжение следует.)

(Продолжение: 2015 №6. С. 3-9., 2016 №1. С. 12-28., 2016 №2. С. 11-25.)