Е. Клочкова, ландшафтный дизайнер, член Союза дизайнеров России

Как я не стала учителем рисования

Вы никогда не задумывались, почему нынешние дети в большинстве своём не умеют мыслить? Да, вы не ошиблись, именно мыслить.

Даже многие взрослые не смогут повторить название моей статьи с первого раза (без повторного прочтения или со слуха). Почему так происходит? Потому, что внимательность и вдумчивость – это такое же умение и навык, как навык мышления, и приходят эти навыки только с тренировкой.

Например, слова «слушать» и «слышать» означают не совсем одно и то же. Телевизор, который работает фоном в квартире, соседи стучат молотком за стеной, компьютер шуршит, кто-то моет на кухне посуду – всё это создаёт какофонию звуков, которые мы слышим, но ведь не слушаем, правда?

Если в это время внезапно отвлечь ребёнка от чтения или компьютера и спросить, сколько и каких разных звуков он слышал, пока занимался чем-то, то он либо не ответит, либо назовёт далеко не все. Мозг взрослого человека более зрелый и точнее фиксирует разные звуковые раздражители, однако и взрослый, погружённый в какое-либо занятие может услышать не всё, что звучит вокруг (если он, конечно, не профессиональный музыкант или настройщик).

Жизнь заставляет нас и наших детей постоянно куда-то бежать, что-то смотреть, читать и слушать. Она подкидывает нам ежечасно кучу головоломок. Умение погрузиться внутрь своего «я», я – моего слуха, я – моего зрения, я – моей мысли не прививается ни в школе, ни дома. Наши дети сидят за компьютерами, управляя сложнейшими виртуальными процессами и решая самые разные программные задачи, но они же оказываются совершенно беспомощными в простейших бытовых и межличностных ситуациях. Почему так происходит?

Жизнь подарила мне уникальную возможность ответить для себя на эти вопросы, а заодно провести интересные эксперименты на собственной педагогической практике по ИЗО, в обычной районной школе. О них и расскажу, но не просто так. Рассказывая, я буду задавать вопросы, на которые, как мне кажется, многим взрослым, для самих себя, будет интересно найти ответ. (Давайте примеры ответов!)

Урок первый. Видеть и слышать.

В начале урока я заполняла журнал и попроси­ла детей немного посидеть тихо, попутно пытаясь определить, сколько времени смогут десятилетние, в группе из 22 человек, просто молча и неподвижно сидеть, ничего при этом не делая – не говоря, не слушая, не рисуя. Оказалось, не многим более по­ловины минуты. В течение этого времени они жда­ли, что я сразу дам им задание что-то нарисовать, ведь они знали, что по расписанию пришли на урок рисования. Но я обманула их ожидания и снова попросила их ничего не делать, не говорить, не рисовать, а на этот раз ещё и слушать звуки вокруг.

Вопрос для взрослых:

– В японской начальной школе есть урок, которого нет больше ни в одной стране мира. Какой это урок?

Выдержали мои ребята не более двух с полови­ной минут, но это было только начало: я попросила их назвать, кто и что услышал во время тишины. Каждый из них перечислял что-то своё, мы много смеялись, но все ребята заметили, что первым звуком, который они услышали, был гул или писк в ушах. Потом я попросила их закрыть глаза (не руками, а прикрыть веки плотно, не жмурясь), посидеть немного молча и сообщить мне, что они увидели и услышали за это время. Рассказывали взахлёб, каждый что-то увидел – кто парты, кто меня и одноклассников, кто робота или окно и де­ревья в снегу за окном, но писк в ушах уже никто не услышал, услышали шорохи, звук на улице, падение тетрадного листка, который я специально уронила. Все сосредоточили своё внутреннее "я" на образе, который увидели умозрительно.

Затем я велела всем тихонечко, чтобы не мешать другим классам заниматься, выйти, одеться и идти за мной на улицу. Дети одевались молча, быстро, сосредоточенно, никто никого не толкал, никто не бегал. заинтригованные страшно, они только на улице начали меня потихонечку спрашивать, куда мы отправляемся. Для моих третьеклашек было целым открытием, что можно вот так – про­сто одеться и выйти вместе с учителем из школы прямо на уроке. Я сказала, что научу их видеть мир и открытыми, и закрытыми глазами, когда создаём умозрительные образы.

Мы гуляли, смотрели на снег и птиц, на яго­ды боярышника, оставшиеся с осени на ветках. Дети брали ягоды в руки, рассматривали, кто-то пытался представить себя птичкой и пробовал сморщенные ягодки на вкус. Они собирали ве­точки и шишки, учились видеть цвет туч, потом закрывали глаза и представляли ягоды, птиц и их оперение зимой. Учились видеть с закрытыми глазами, как тает в руках комок снега и с ладони стекают капли воды.

В этот день мы к карандашам и альбомам даже не притронулись, зато пришли раскрасневшиеся, отдохнувшие. Ещё я заметила, что мои ребята даже как будто успокоились – движения стали менее резкими, они не кричали, перебивая друг друга, а спокойно собирали всё, что выложили на парты перед началом урока.

Через два дня я была впервые вызвана к дирек­тору школы на педсовет. В кабинете присутство­вало несколько человек. Меня представили как практикантку и оставили стоять (не предложив стул, как школьницу перед доской).

Директор, седая дама с пышной причёской, недоверчиво оглядев меня, спросила, почему я позволяю себе "гуляние" на улице с детьми в то время, как все остальные дети учатся. Она нераз­борчиво привела в доказательство недопустимо­сти подобных действий какую-то инструкцию. На мою просьбу повторить номер и год создания данного документа, ответила, что вызвала меня не для того, чтобы заниматься моим образовани­ем. затем огласила полный список того, что я не должна была бы делать на уроке. Это заняло ещё минут пять. Потом попросила коллег высказаться по этому поводу, а я продолжала молча стоять, как Джордано Бруно перед костром священной инквизиции.

завуч – мужчина лет сорока с небольшим – выступил один за всех, по-отечески посоветовав мне представить ему план занятий с классом на неделю, прекрасно зная, что без наличия такового меня просто не допустили бы до практики. После­довала многозначительная пауза, и у меня появи­лась возможность рассмотреть присутствующих. Директор, завуч и четыре педагога, в том числе молоденькая учительница музыки. Она была един­ственной, кто не отвёл глаз, когда я на неё посмо­трела... напротив, она даже как-то подбадривающе улыбнулась мне уголками губ.

Всё, что мне удалось для себя понять в минуты разбора моих грехов, сводилось к одному: даже если ты не в армии (или тебе кажется, что ты не в армии), смотри пункт первый – начальник всегда прав! И ещё я отметила для себя, что поводом к моей публичной порке послужили разговоры детей дома. Оказыва­ется, некоторые из моих малышей в этот же день попробовали применить полученные знания дома, на практике (чему я была несказанно рада).

Один мальчик даже попросил своего отца, едущего в тот момент за рулём, закрыть глаза и увидеть дорогу с закрытыми глазами. Это было бы очень опасно, если бы папа не смекнул, что к чему, и не начал задавать наводящие вопросы сыну: где он научился такой методике, кто посоветовал ре­бёнку применять такой приём.

Одна девочка весь вечер посвятила тому, что танцевала вслепую, а потом заставляла бабушку вязать с закрытыми глазами на спицах. Бабуш­ка тоже была несколько ошарашена и пришла в школу выяснить, кто и зачем учит детей таким странностям.

Мама другой девочки в тот же вечер позвонила классному руководителю с просьбой разобраться, не сектантка ли учитель рисования. Я, в свою очередь, обрела для себя бесценное новое знание – в классе только трое или четверо из родителей двадцати двух детей всерьёз обращают внимание на детские просьбы, вопросы и ежедневно общаются со своими детьми, внимательно вникая в процесс их жизни и школьного обучения.

Урок второй. Слушать и созерцать.

На втором уроке у меня неожиданно появился союзник – та самая молоденькая учительница му­зыки. Оказалось, что она дочь завуча и испросила у отца разрешения присутствовать на одном моём уроке в качестве "наблюдателя". Как она потом мне объяснила, ей сразу понравился мой подход: она не могла заставить третьеклашек внимательно слушать музыку, которую играла детям. Узнав, что директор хочет приставить ко мне "наставника", сразу решила, что этим человеком лучше быть ей. Мы решили провести одно занятие совместно. Главная задача состояла в том, чтобы научить ребят слушать, а значит, вникать в то, что они слышат, запоминать и научить соотносить музыкальный образ со зрительным.

Мы с Ольгой (так звали педагога по музыке) приклеили двухсторонним скотчем на центральный стол малюсенькую коробочку с пластилином, в него поставили вертикально всего одну сухую, не очень крупную ветку боярышника без листвы (того, кото­рый с колючками). Парты расставили буквой 4П так, чтобы стол, на котором стоял стакан, оказался в центре и к нему со всех сторон можно было подойти, посмотреть, обойти вокруг. Сами расположились за отдельной партой, прямо у окна. Подготовили и поставили проигрыватель, подобрали музыку, и не какую-нибудь! Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром, ту часть, которую слушала по радио учительница в старом кинофильме "Вес­на на Заречной улице". Мы заранее договорились, что я веду урок, а Ольга включает проигрыватель в нужный момент. Она сначала сомневалась, гово­рила, что такую музыку дети слушать не будут, но результат впоследствии превзошёл наши ожидания.

Ребята ручейком просачивались в класс, с удив­лением оглядываясь на непривычный интерьер и стоящую рядом со мной учительницу музыки. Положили по моей просьбе на парты только один лист альбомной бумаги и один простой карандаш, ластики я попросили убрать в портфели.

Сели, перешёптываясь, потом и вовсе притихли (мы с Ольгой молча ждали, когда все рассядутся). Я попросила их припомнить тот момент, когда мы разглядывали на улице возле школы колючий боярышник. Сказала, что сегодняшний урок мы посвятим ~вовсю открытым глазам. Объяснила, что практически весь урок дети будут смотреть только на ветку боярышника.

Вопрос для взрослых:

• Какой подручный инструмент Леонардо Да Винчи почитал первым и самым главным своим учителем в науке и искусстве?

Поставила задачу – провести двадцать минут

• созерцании, стараясь понять и затем с макси­мальной точностью передать характер ветки всего одним простым карандашом, без цвета. Сказала,

чтобы дети представили, что лист бумаги у каждого из них всего один и относиться к нему необходимо бережно, так как делается бумага из древесины, и, следовательно, не тратя её просто так, мы сохра­няем леса. Поэтому ошибаться они могут только один раз и только на одном листе. Объяснила, что рисовать ребята могут начать только тогда, когда я им дам на это определённое время – всего 15 минут перед окончанием урока.

Я сказала, что у них есть возможность передви­гаться вокруг стола, на котором стоит веточка, но не быстро, чтобы другим не мешать смотреть. Есть возможность закрывать глаза, а ещё есть счастли­вая и редкая возможность одновременно слушать замечательную музыку Сергея Рахманинова.

Я сообщила детям, что каждый предмет имеет свой собственный характер, и если мы неправильно определим характер, то будет не похоже, и мы этот предмет не узнаем на рисунке.

Вопрос для взрослых:

• На какой портрет кисти Диего да Сильва Веласкеса модель, с которой писался портрет, отреагировала удивлением, негодованием, восхи­щением и возгласом: «слишком похож!»?

Ещё я рассказала, что характер определяет множество факторов и каждый, даже "молчаливый" предмет имеет свой неповторимый облик внутреннюю сущность. Внутреннюю сущность можно определить и изобразить символом. Напри­мер, древние люди во многих странах изображали солнышко в виде колеса или круга, потому, что оно катилось по горизонту и заходило за него вечером. Изображалось оно замкнутой в круг линией. Ли­ния – уникальный универсальный инструмент, который художник использует, изменяя направ­ления, прерывая её, закругляя, для того чтобы характер (или символ) предмета изобразить наи­более точно. Для примера я нарисовала на доске ёлочку из одних только прерывистых линий. Дети радостью сообщили, что сразу узнали предмет, нарисованный на доске.

Я попросила детей, используя линию, начать постигать характер того предмета, который мы поместили в центр стола, а в конце урока мы при­крепим все их рисунки на доску, и ребята сами смогут выбрать наиболее удачный "портрет" нашей веточки. Ольга включила музыку, и урок созерца­ния начался.

Дети были сосредоточены и внимательны – ни­кто не шептался, не отвлекался. Все слушали музыку, закрывали глаза, по очереди ходили вокруг стола (как на выставке) и ровно за десять минут нарисовали удивительно точный портрет ветки боярышника. Мы рассматривали вывешенные на доске рисунки, и я спросила, что они заметили и хотели бы мне сказать. Все, практически в один голос, удивлённо сообщили, что заметили, как одна веточка повторяет целое дерево, только в миниатю­ре. Это была победа, радовались все, и больше всего сами ребята. Они не ожидали, что смогут открыть в себе настоящих вдумчивых, талантливых людей; даже те, кто говорил, что совсем не умеет рисовать.

Чего мы с Ольгой совсем не ожидали, так это того, что дети, уже на уроке музыки, попросят ещё раз поставить им тот самый концерт Рахманино­ва. Ольга затем рассказывала мне, что в качестве дополнительного бонуса она дала возможность нашим третьеклашкам посмотреть, что находится внутри инструмента, называемого фортепиано, и как получается звук при игре на нём. На основе нашего эксперимента Ольга потом разработала це­лую методику, по которой долгие годы учила детей своему предмету, где каждое занятие напоминало музыкальную шкатулку с секретом. Ольга расска­зывала мне, что её всегда с неизменным интересом слушали дети любого возраста.

Урок третий. Мыслить – не урок, а жизненная необходимость.

Может быть, моя практика и прошла бы дальше гладко, если бы не происшествие с котёнком. Бо­лее того, то, что произошло со мной тогда, навело меня на мысль, что мне надо ещё очень-очень много узнать о людях.

Третий мой урок должен был состояться только на следующей неделе. Я порадовалась свободному дню и отправилась в школу к Ольге – учительнице музыки. Надо было переписать у неё некоторые музыкальные отрывки.

Ольга встретила меня радостно и сразу же по­просила заменить её на один час. Оказывается, она победила в музыкальном конкурсе, и ей необходи­мо было отлучиться ненадолго для получения на­грады. В это время у неё как раз было музыкальное занятие с теми третьеклашками, с которыми мы провели два необычных урока.

Так как ребята готовились к уроку музыки, я предложила им импровизацию: нарисовать на листе бумаги, под музыку, только квадратиками, кружочками, треугольниками, овалами, много­угольниками сценки из жизни – так, чтобы они напоминали действия людей дома, в автобусе, в школе, в магазине, в библиотеке, на игровой пло­щадке... Разрешила добавить изображения пред­метов, но немного, чтобы можно было как-то иден­тифицировать, где происходит действие. затем я сказала, что можно противопоставлять предметы друг другу по размеру и количеству. Поставила не­громко "Шутку" Баха и начала заполнять журнал.

Как уже повелось, за пятнадцать минут до окон­чания урока мы прилепили на доску все рисунки стали смотреть и обсуждать, что же у нас полу­чилось. Хохотали опять до слёз и икоты! Больше всего мне запомнился рисунок мальчика Ильи. Среди прямоугольников мебели, в самой середине квадратной комнаты, огромный толстый овал навис глыбой над крошечным кружочком. Оказывается, малыш изобразил отца и себя во время «мужского разговора.

Одна девочка тоже очень интересно передала простейшими, "первобытными" изобразительными средствами, как она едет в школу в переполненном автобусе – внутри большого овала на крошечных кружочках-колёсиках много-много маленьких стоячих овальчиков. Дети предположили, что это огурец с семенами, но в большинстве своём ассоциативное мышление ребят оказалось на удивление точным – в треугольниках, квадратах, прямоугольниках узнавались футбольная игра, очередь в магазине, ученики за партами в школе.

Мы обсудили с ребятами их рисунки и, отсме­явшись вдоволь, успели поговорить ещё о том, что, если хочешь рисовать похоже, необходимо не только много наблюдать, но ещё и сравнивать размеры, основные формы предметов. Научиться понимать, что ближе, что дальше, что главное, а что второсте­пенное, вникать в характер предметов, животных, людей. Словом, необходим мыслительный процесс и постоянные вопросы: как, зачем, почему, сколько, каким цветом, каков размер, форма и так далее. В этот день мои ребята поняли, что внутри них самих сидит тот, кому можно адресовать огромное коли­чество разных вопросов, и более того, при желании они сами могут дать себе на них правильный ответ.

Вопрос для взрослых:

– Недавно я услышала от некоторых роди­телей мнение, что нужно убрать из школьной программы уроки музыки и рисования, оставив эти предметы для специализированных учебных заведений. Вы согласны с этим?

После урока.

Я вышла из школы в приподнятом и хорошем настроении, завернула за угол и пошла вдоль школьного забора и изгороди из плотного ку­старника по направлению к выходу со школьной территории.

Вдруг я услышала странный, тихий, очень непри­ятный булькающе-шипящий звук. У самой изгороди я увидела двух четвероклассников. Они, наклонясь и полуприсев, что-то делали, спины закрывали их руки, но звук исходил оттуда. Что потянуло меня туда, к ним, сама не знаю. То, что я тогда увидела, навсегда врезалось в мою память. Они зверски мучили крошечного котёнка. зрелище было таким страшным, что я не буду описывать по этическим соображениям. Рука моя невольно схватила ухо одного из них, второго я притянула за его собствен­ный шарф, накинутый поверх куртки. Понятно, что котёнка им пришлось выпустить из рук не столько от неожиданности, сколько от собственной боли. Так я и привела их на первый этаж, в кабинет завуча. Ухо одного из них я, увы, надорвала, второй чуть не за­дохнулся, пока я его волоком тащила (откуда только у меня силы взялись!).

Меня разбирали на очередном педсовете в при­сутствии родителей этих изуверов, как «жестокую, не педагогичную, садистскую личность. Мне было 18 лет, и родители тех детей настаивали в милиции на наказании меня за необоснованное причинение "тяжкого" вреда здоровью их чад. Ольга ходила со мной по милициям с полудохлым замученным котёнком, ночами его лечила, но он всё равно через два дня умер.

Вопросы для взрослых:

• Как Вы думаете, почему в нашей стране очень часто закрывают глаза на поведение психопатов, социопатов и прочих «приятных во всех отношениях» граждан?

• Присутствуют ли у преподавателей в на­ших школах специальные знания и «маркеры» распознавания настораживающего поведения отдельных школьников?

С практики в общеобразовательной школе я вылетела с треском и с формулировкой «за непеда­гогичное поведение. Надо отдать должное завучу школы, отцу Ольги, – он сделал всё, что мог, чтобы в отношении меня не завели уголовное дело.

Вот так я не стала учителем рисования. В худо­жественном училище мне «закрыли практикуя и не выгнали благодаря ещё одному человеку, о нём хочу рассказать особо. Он не поленился – узнал, где я учусь и готовлюсь к отчислению, приехал в училище, сходил к директору, потом побывал у нас на курсе. Меня в это время на этаже не было. Когда мне сообщили, что в коридоре меня ждёт огромного роста седоватый мужчина в форме, я уже ничего хорошего не ждала. Он подошёл, неожиданно сгрёб меня в охапку (я почти оторвалась от земли) и вдруг сказал: «Спасибо, дочка. Когда он объяснил мне, за что я получила от него благодарность, то я уж и не знала – плакать или смеяться. Он оказался родным дядей одного из тех четвероклассников. Мамино воспитание (без отца) так испортило его племянни­ка, что он "и дал бы ремня пацану", да "его мать не позволяла..."

Вопрос для взрослых:

• В какой стране мира и когда впервые начали отказываться применять телесные наказания детей в школе?

~ ~ ~

Ответы для взрослых:

• В японской школе существует урок «вос­хищения окружающим»; в ином переводе – «созерцания», «любования».
• Леонардо да Винчи имел в виду глаз и на­блюдение.

• Это портрет папы Иннокентия Х.

На оставшиеся вопросы ответьте сами!