Памяти Евгения Евтушенко

Александр Васильевич Суворов – поэт, прозаик, публицист; доктор психологических наук, профессор, действительный член Академии информатизации при ООН, почётный доктор Саскауханского университета США…

Александр Васильевич Суворов – кавалер многих орденов, медалей, почётных знаков, самым почётным своим званием считает то, которое ему присвоили дети: «Детская Вешалка».

Александр Васильевич Суворов – человек редчайшей духовной силы, слепоглухой с детства. Дело всей его жизни – преодоление одиночества, которое не минует никого, но которое, казалось бы, полностью владеет слепоглухим. Всю жизнь он хранит благодарную память о выдающихся людях, которые в 70-80-е годы вели в Сергиево-Посадском (Загорском) детском доме и в Психологическом институте поистине беспрецедентную работу по реабилитации слепоглухих детей. Докторская диссертация А.В.Суворова назвалась «Человечность как фактор саморазвития личности».

«Прозванный «Детской Вешалкой», я всегда претендовал на то, чтобы на мне «висели» всякие дети – не обязательно, и тем более не исключительно инвалиды. Ведь и совместная педагогика – именно потому совместная, что призвана предотвращать, а если возникли – устранять недоразумения между больными и здоровыми детьми, делая их взаимоотношения по возможности взаимно-человечными. Речь идёт о совместном решении проблем, общечеловеческих для всех – и для детей, и для взрослых. Кстати, между детьми и взрослыми недоразумений, мешающих взаимопониманию и тем самым – взаимной человечности, ничуть не меньше, чем между инвалидами и здоровыми».
А.В. Суворов

Памяти Евгения Евтушенко

Мне очень не повезло с «Евгением Онегиным». Я не успел прочитать и полюбить его до официального «прохождения» по школьной программе. Написав по нему школьное сочинение, не помню уже на какую тему, я несколько лет не мог и думать о нём без почти физической тошноты. Однажды на летних каникулах мне очень захотелось каких угодно стихов. В библиотеке слепых не оказалось ничего, кроме трёхтомника сочинений Пушкина. Вся остальная, очень малочисленная поэзия, значившаяся в каталоге, была на руках. Делать нечего взял Пушкина. И с тех пор влюбился в «Евгения Онегина». Перечитываю время от времени. Восторгаюсь...

Чтобы такая же трагедия не произошла с другими классиками, я старался читать их, опережая школьную программу. Со школьными учебниками по русской и русской советской литературе обращался, как со справочниками. Выписывал имена авторов и спрашивал в библиотеке Загорского детдома, нет ли там каких-нибудь их книг. Если не было, просил заказать в Москве. Мне разрешали самостоятельно рыться на книжных стеллажах, выбирая чтение. Так я узнал и полюбил и Грибоедова, и Лермонтова, и Некрасова, и Маяковского, и Твардовского... В учебнике по русской советской литературе впервые наткнулся на имена Евтушенко, Рождественского, Вознесенского... Стихов их для слепых ещё не издавали. Но я знал о существовании этих поэтов и надеялся когда-нибудь познакомиться с их творчеством. Особенно меня всегда соблазняли поэмы - лирика воспринималась трудновато.

В 1970-е годы, когда я был студентом, для слепых издали большой сборник Евтушенко «Идут белые снеги». Надолго эта книга стала одной из любимейших мною поэтических книг. В памяти непроизвольно застряли отдельные строчки и строфы. Я восторгался ритмическими открытиями автора, особенно из поэмы об испанской корриде, прямо поэтический похоронный марш:

Я бык.
Хотели бы вы, чтобы стал я громадой из шерсти и злобы?
Я был
добрейшим телёнком, глядящим на мир звездолобо.

Потом я использовал эти траурные ритмы и в некоторых собственных стихах. Из поэмы «Фуку» позаимствовал чередование стихов и прозы - так построена моя поэма об Эвальде Васильевиче Ильенкове «Средоточие боли»... Очень хотелось познакомиться с текущим творчеством поэта, но мне, слепоглухому, оставалось надеяться и ждать, что новые стихи когда-нибудь издадут по Брайлю. Однажды в сентябре 2002 года меня пригласили в останкинский телецентр на съёмки в программе, если память не изменяет, «Старая квартира». Так совпало, что в это же время в останкинском телецентре интервьюировали Евтушенко, в связи с его семидесятилетием. Я спросил у тележурналистов, нельзя ли хотя бы поздороваться с ним. Я взял его правой рукой за правую руку и продекламировал:

Полковник мне значенье придавал.
Совсем смущённо он сказал:
— Имею, Евгений Александрович, идею —
На Пушкинский подняться перевал.

Евтушенко поцеловал меня и сказал, что это очень старое его стихотворение. Ну ещё бы - из того самого сборника «Идут белые снеги». Я посетовал, что не имею физической возможности следить за его творчеством, а так хочется почитать что-нибудь поновее...

И вот 2 апреля 2017 я узнал о смерти Евгения Александровича Евтушенко.

Только теперь мне нашли наконец в Интернете и «Братскую ГЭС», доступную раньше только в отрывках, и другие, более поздние, произведения, в том числе сборник 2015 года «Не теряйте отчаянья». Меня, слепоглухого, потрясла эта формула: вместо «Не теряйте надежды» - «Не теряйте отчаянья». И поразило, что он писал свою великолепную стихотворную публицистику аж далеко за восемьдесят - до глубокой старости - до конца жизни...

8 апреля 2017 Александр Суворов

Евгений Евтушенко

Не теряйте отчаянья

Ты напрасно на мать разобиделся,
Лёвушка-Гумилёвушка...
С нею встретясь на небе,
прости ее,
благослови.
Как же не понимала
твоя золотая головушка то,
что если мы все по колено в крови,
то спасенье в любви.
В коммуналке,
где ныне музей петербургский Ахматовой,
твоей ревности жар,
что вполне объясним,
к человеку, который тебе не отец,
тебя, Лёвушка, знобко охватывал,
но вы схвачены были, как будто сообщники, с ним.
 
И расслышал и ты,
и дотошные энкавэдэшники,
наглый стук чьих сапог коммуналку шатнул,
вместо: «Вы не теряйте надежд» —
когда не было ни надеждинки,
«Не теряйте отчаянья!» —
Пунин Ахматовой нежно шепнул.
И казалось, что всё уже с ними окончено
и, как Блок предсказал,
что никто не вернётся назад,
и, забившись в уборную,
Пунина дочка выглядывала в окошечко,
когда их уводили по лестнице в дантовский ад.
А в дверях,
не теряя в униженности величавости,
встала Анна Андреевна,
окаменев,
научившаяся
так бесслёзно отчаиваться,
чтоб себе не позволить
ни слабость,
ни гнев.
Ей везло на несчастья...
Она их притягивала.
Стала жизнь одиночкой
в такой многокамерной нашей стране.
Но прощальная фраза
пульсировала и вздрагивала:
«Не теряйте отчаянья!» —
и повторялась во сне.
Есть надежды,
какие приравнены к выгодам.
Счастье скользкое — быть
оправдавшим надежды свои подлецом.
Но отчаянье, ставшее мужеством,
может стать выходом,
благороднейшим выходом,
а не концом.

4 августа 2014              

Написано после посещения петербургского Музея Анны Ахматовой, находящегося в бывшей коммуналке, где Анна Андреевна жила в гражданском браке с историком-искусствоведом Н.Н. Пуниным (1888-1953), куда временами приезжал её сын Л. Гумилёв (1912-1992).

Искусство в школе: 
2017
№3.
С. 47-48.

Оставить комментарий

Image CAPTCHA
Enter the characters shown in the image.