«Мир художника»

Эстетическое отношение к жизни и способности к художественному творчеству

Эстетическое отношение — основа художественных способностей человека

По сложившейся в психологии традиции способности к разным видам искусства относятся к категории «специальных»; в качестве таковых они отличаются от «общих», под которыми обычно понимают общие умственные способности. Вместе с тем психологи не отделяют проблему общей одаренности от изучения способностей к конкретным видам деятельности и даже специально подчеркивают их неразрывность. Так, С. Рубинштейн писал: «Внутри тех или иных специальных способностей проявляется общая одаренность индивидуума, соотнесенная с более общими условиями ведущих форм человеческой деятельности» [143, с. 645]; Б. Теплов предпочитал вообще не говорить об общей и специальной одаренности отдельно, так как внутри одаренности к конкретными видам деятельности присутствуют как более общие, так и более специальные моменты.

Следовательно, то или иное понимание «общих моментов» одаренности не может быть нейтральным для изучения специальных способностей. Наоборот, оно в значительной степени предрешает пути и результаты этого изучения.

В ряде случаев понимание общих способностей как умственных позволяет беспрепятственно перейти к изучению специальных способностей. Например, общая умственная способность к обобщению выступает как математическая способность, когда она «специализирована» и проявляет свою силу главным образом на математическом материале [74, с. 79]. Легко представить ряд других модификаций той же способности к обобщению, входящих в структуру способностей к другим видам теоретико-познавательной деятельности. Но при всем значении интеллекта в художественном творчестве было бы явной натяжкой утверждать, что одаренность живописца или музыканта представляет собой модификацию тех же качеств, которые лежат в основе теоретико-познавательной деятельности. Сказанное, в частности, получило подтверждение в исследовании особенностей обобщения у художественно одаренных людей, которое излагается в следующей главе.

Известно, что способности к разными видам искусства часто «совпадают» у одних и тех же людей. Пытаясь объяснить этот факт, Б. Теплов, Б. Ананьев и другие ученые фактически соприкасались с проблемой общих художественных способностей.

Интересное освещение получает она в работах В.Д. Ранкова [57 и др.].

С нашей точки зрения, в основе общих художественных способностей человека лежит ЭО к действительности, которое представляет собой как бы единый корень всех видов художественного освоения мира, присутствует в качестве «общего момента» внутри различных видов художественно-творческой одаренности. А более специальные способности (литературные, музыкальные и т.д.) выступают как его конкретизация применительно к отдельным областям искусства, по-разному отображающим мир, работающим с различным материалом, требующим разного сенсорного «обеспечения», разной подготовки и т.п.

Что же касается действительно общих (мы бы сказали — общих творческих) способностей, то путь к решению этой проблемы не может состоять в том, чтобы сводить разные виды способностей — к умственным, разные виды творчества — к интеллектуальному. Для этого, с нашей точки зрения, нужно прийти к обобщениям более высокого порядка, рассмотрев и ЭО к миру, и аналогичные качества личности, лежащие в основе других видов творчества, как различные формы проявления и самореализации творческого Я человека.

Утверждая, что ЭО представляет собой психологическую основу всех видов художественных способностей, мы хорошо понимаем, что вдеятельности музыканта, живописца, поэта или артиста проявляются многие качества, несводимые непосредственно к ЭО.

Значит ли это, что ЭО — «главная» способность в ряду других? А если так, то в чем принципиальное отличие нашего подхода от «компонентного»? Ведь и он допускает иерархизацию, выделение некоторых способностей как «ведущих», некомпенсируемых и т.п.

Мы говорили, что развитое ЭО специфическим образом трансформирует данные жизненного опыта человека, превращает этот опыт в питательную почву для зарождения художественных замыслов, что и делает человека способным к художественному творчеству.

Но, с психологической точки зрения, трансформировать жизненный опыт человека — значит, прежде всего, преобразовать его психику. Трансформировать данные повседневного опыта в потенциальное содержание художественных произведений — значит преобразовать качества психики, адекватные задачам повседневной жизнедеятельности, в способности к художественному творчеству. С этой точки зрения ЭО не возглавляет список художественных способностей, а создает их. Иначе говоря, те или иные качества психики выступают как способности к художественному творчеству, когда они принадлежат человеку, обладающему развитым ЭО и решают специфические художественные задачи, этим отношением порожденные, т.е. становятся органами творческой самореализации носителя ЭО.

Вне этого целого те или иные качества могут быть, как уже отмечалось выше, лишь предпосылками художественных способностей — более или менее благоприятными, но нейтральными с точки зрения задач искусства. Поясним это примерами.

Важной художественной способностью принято считать воображение. Однако воображение, понимаемое как способность оперировать во внутреннем плане материалом прежних впечатлений, перекомбинировать их и т.п., ничего специфически художественного в себе не заключает, не приспособлено к решению именно художественных задач. Оно является необходимой предпосылкой как художественного творчества, так и всех других видов человеческой деятельности.

Но в структуре художественно-творческих способностей воображение существует не как изолированное психическое качество, а как подчиненный момент особого целостного отношения художника к действительности. В эстетическом переживании человек воспринимает внешний облик предметов и явлений как непосредственное выражение их неутилитарной ценности и родственной ему внутренней жизни. Когда переживание достаточно сильно, оно рождает потребность закрепить и объективировать это откровение очеловеченного мира и собственной сопричастности ему, которое существует первоначально лишь как факт внутреннего опыта художника. Это импульсирует и направляет работу воображения на создание такого чувственно воспринимаемого образа, который вместит — вообразит — необразное, или сверхобразное содержание эстетического опыта. По удачному выражению Р. Арнхейма, «в те моменты, когда человек становится художником, он находит форму для бестелесной структуры того, что он чувствует» [5, с. 163].

Этой конкретной цели подчиняются психологические процессы преобразования чувственных данных, создание новых образов на основе прежних впечатлений, а также поиски выразительных художественных средств.

Таким образом, воображение, будучи подчиненным моментом ЭО, приобретает направленность на создание чувственного образа, адекватно раскрывающего сверхчувственное содержание произведения. В таком качестве оно действительно выступает как важнейшая художественная способность, по своей психологической сути, как и ЭО, общая для всех искусств.

Но это значит, что и процессы восприятия или памяти претерпевают аналогичную трансформацию, тоже приобретают специфическую избирательность, некоторую векторную направленность. Они выделяют, фиксируют или восстанавливают, в качестве материала для работы воображения, именно те впечатления действительности, признаки предметов, события, звучания, слова, интонации, цвета, с помощью которых можно соткать для «бестелесного» художественного замысла наиболее выразительный чувственный образ — живописный, словесный, пластический, музыкальный, т.е. вообразить этот замысел средствами того или иного искусства.

Если быть последовательным, следует признать, что в качестве подчиненных компонентов воображения, а следовательно, в конечном счете — эстетического отношения, эти стороны психики также приобретают статус художественных способностей. (Мы не затрагиваем сейчас сложного вопроса об эмоциональной сфере и, в частности, об эмоциональной памяти человека, которая тоже претерпевает «эстетическую трансформацию» и в этом новом качестве играет громадную роль в художественном творчестве.)

Той же закономерности подчиняются и психические качества, связанные с деятельностью в конкретных видах искусства. Так, вопреки кажущейся очевидности, тонкая цветоразличительная чувствительность сама по себе не является способностью живописца: она представляет собой лишь особенность зрительного анализатора, которая позволяет дифференцированно воспринимать цветовые характеристики объектов и может пригодиться как в повседневной жизни, так и во многих профессиях, не имеющих к художественному творчеству никакого отношения (например, красильщика тканей, сталевара, летчика). Ее можно считать лишь благоприятной, но нейтральной предпосылкой способности живописца. Другое дело, когда тонкое цветоразличение является свойством человека с развитым ЭО. Ведь такой человек и в цветах видит не просто объективные признаки вещей, а живые сущности особого рода, обладающие собственным «характером», «настроением», а следовательно, и определенным кругом выразительных возможностей»12.

Естетственно, что у такого человека тонкое цветоразличение (неотделимое от специфической эмоциональной отзывчивости на цветовые впечатления) приобретает статус важной художественной способности и «растворяется» в работе воображения, помогая рождению максимально выразительного цветового образа. То же относится и к другим особенностям зрительного анализатора (например, зрительная память разведчика или туриста решает совсем не художественные задачи), и к звуковысотному слуху (слух настройщика, как отметил Б. Теплов, существенно отличается от слуха творческого музыканта, хотя по тонкости может и превосходить его), и к элементарным лингвистическим способностям, и т.п. Лишь будучи включены в процесс создания художественного образа, импульсируемый ЭО к действительности и теми конкретными переживаниями, которые оно несет с собой, все эти качества претворяются в художественные способности.

Приведенные примеры касались, главным образом, таких качеств психики, которые принято считать художественными способностями; мы старались показать, что взятые вне объемлющего и преобразующего их целого — ЭО человека к миру — они таковыми не являются.

Вместе с тем, те качества и стороны человеческой психики, которые, казалось бы, не имеют отношения к художественным способностям и во всяком случае в этом контексте специально не рассматриваются, под воздействием развитого ЭО тоже могут приобретать художественно-творческую специфику. Это касается, например, особенностей процессов обобщения (о чем расскажем ниже) или таких целостных характеристик, как личностная ценностность [68].

А если это так, обоснованным представляется предположение, в общей форме высказанное в главе первой: способности к творчеству (в частности, художественному) — это не какая-то группа качеств, отличная от других, способностями не являющихся, не особая «часть» психики, а скорее особое ее «состояние». По существу «вся психика» человека предстает как пластичная совокупность предпосылок, которые могут быть мобилизованы, объединены, трансформированы в способности к тому или другому виду творчества под воздействием того или другого доминирующего отношения человека к бытию.

Так, паруса «сами по себе», как куски ткани, не являются актуальным средством движения корабля в каком-либо определенном направлении (хотя свойства этой ткани далеко не безразличны для возможного плавания): таковым их делает ветер, придающий им соответствующую конфигурацию и напряжение13.

Если принять эту точку зрения, то главная задача исследователя способностей к творчеству будет состоять не втом, чтобы уточнять, структурировать, иерархизировать перечень качеств, необходимых для работы в какой-либо конкретной области искусства, хотя внимание к этой стороне дела может играть важную вспомогательную роль и в исследовательской, и в педагогической работе.

Главная задача — в постижении психологической сути и условий тех трансформаций, которые претерпевают различные качества и стороны психики, становясь «подчиненным моментом» ЭО человека к миру, т.е. способностями к художественному творчеству, т.е. органами самореализации творческого Я в области искусства, создающимися на основе общечеловеческих психологических качеств.

При таком подходе к проблеме, говоря об ЭО как основе способностей к художественному творчеству, мы не можем не коснуться еще раз мотивационных аспектов этого личностного качества.

Прежде всего напомним, что в первых исследова¬ниях проблемы одаренности, проводившихся в русле индивидуальной психологии (работы В. Штерна, Г. Ревеша, А. Лазурского), понятия способностей и наклонностей строго не дифференцировались, причем наклонность ребенка к какой-либо деятельности, интенсивный и устойчивый интерес к ней рассматривались как указание на скрытую одаренность, как первичная форма ее проявления. Мы видим в этом конкретизацию одного из важных положений понимающей психологии — о ведущей роли побуждений в психическом развитии человека (см. гл. 1].

Думается, что возможности такого подхода, в первую очередь при изучении способностей к творчеству, еще не раскрыты.

Когда способности рассматриваются в учебно-репродуктивном плане как совокупность качеств, необходимых для выполнения деятельности, то разделение «способностей как таковых» и мотивации к данной деятельности представляется естественным и нетрудным. Тогда психолог говорит, что способности — это лишь одно из условий, или «слагаемых», успеха; что без усидчивости, без любви к своему делу хорошие способности немного значат, а при скромных способностях трудолюбивый ученик может достичь многого; приводит примеры того, как человек, «очень способный» к какой-либо деятельности, не любил и избегал ее и пр.

Гораздо глубже рассматривал вопрос о соотношении способностей и мотивации С. Рубинштейн, полагавший, что для формирования сколько-нибудь значительной способности нужно прежде всего создать жизненную потребность в соответствующем виде деятельности. Тут способности и потребности не просто взаимодействуют внешним образом, помогая или противореча друг другу; само возникновение способности обусловливается соответствующей потребностью. Тем не менее граница между ними еще ясно видна.

Когда же мы переходим к изучению способностей к творчеству, исходя из того, что основу их составляют не отдельные психические качества, а особое отношение человека к действительности, то граница эта становится практически неразличимой, и можно говорить лишь о двух условно выделяемых аспектах единого качества. Это относится, конечно, не только к художественным способностям. Например, математическую направленность ума, которую В. Крутецкий описал как способность, с неменьшим правом можно назвать и потребностью или склонностью рассматривать все явления жизни в математическом аспекте. Исследования Д. Богоявленской показали, что в интеллектуальном творчестве умственные способности и мотивационные факторы образуют единство, «где абстрагирование одной из сторон невозможно» [22, 24].

ЭО к жизни выступает как основа художественных способностей: оно трансформирует содержание жизненного опыта человека в потенциальное содержание художественных произведений; оно вовлекает отдельные качества психики в постановку и решение творческих задач и специфицирует их, придавая им статус художественных способностей. Одновременно оно является и источником потребности человека как в самих эстетических переживаниях, так и в их оформлении, объективизации в художественных образах.

Наша работа посвящена главным образом первому аспекту эстетического отношения; что касается второго, то мы ограничимся несколькими гипотетическими соображениями, которые могут послужить ориентирами при более тщательном исследовании этой важной проблемы.

Во-первых, как уже отмечалось, ЭО дает опыт расширенного самосознания и самоощущения в «очеловеченном» мире, собственной универсальности и уникальности, по существу опыт более или менее осознанных «встреч» с собственным высшим Я — причиной и целью, альфой и омегой развития человеческой индивидуальности. Это порождает глубокую личностную потребность в возобновлении, расширении, осмыслении такого опыта14. При определенных условиях, которые требуют специального изучения, на этой основе складывается потребность в оформлении, сохранении, объективизации этого опыта, адекватной формой чего и является создание художественных образов.

Можно предположить, это происходит в тех случаях, когда ЭО приобретает доминирующую роль во внутреннем мире человека, модифицирует его психику в целом, что и обусловливает «качественный скачок» от эстетически развитого человека к творчески работающему художнику. Возможно, в таких случаях целесообразно говорить об «эстетической позиции личности», в отличие от ЭО к миру, которое может и должен развить в себе каждый человек [103]. Соотношения собственно художественного и общечеловеческого аспектов ЭО нам еще предстоит рассмотреть в дальнейшем.

Поскольку ЭО лежит в основе как способностей, так и потребностей в художественном творчестве, потенциальная способность человека к эстетическому преобразованию впечатлений действительности, то есть к художественному творчеству, обнаруживает себя в соответствующей потребности. В свою очередь потребность человека в эстетических переживаниях и творчестве выступает как свидетельство соответствующей способности, как энергия ее актуализации и развития. Недаром В.Ван-Гог писал, что если человек хочет стать художником, он может им стать; В.Гете считал желания человека предвестниками его возможностей; Т.Манн утверждал, что талант — это потребность.

Надо только помнить, что речь идет именно о потребности эстетически преобразовывать впечатления жизни, «переводить всерьез жизнь свою в слово» и в материал других видов искусства, а не о потребности графомана создавать тексты, похожие на принятые в искусстве образцы; не о желании жить жизнью художников и артистов, быть в их числе, делать то же, что и они; не о жажде самоутверждения посредством искусства и т.д. Такие потребности, какой бы мучительной силы они ни достигали, могут существовать вполне независимо от способностей и не обещают успехов в творчестве.

Необходимо, наконец, коснуться вопроса о воз¬можности развития ЭО. Насколько элитарным или, напротив, всеобщим является это качество? Может ли педагог, ученик, художник целенаправленно работать над его развитием? Ответить с уверенностью позволят лишь продолжительные психолого-педагогические исследования, но некоторые предварительные соображения в пользу возможности развития ЭО мы выскажем уже сейчас.

Мы исходим из предположения о двуединой природе ЭО: оно выступает, с одной стороны, как общечеловеческая способность, свойство развитой личности; с другой — как основа специальных художественных способностей. И невозможно утверждать общечеловеческую значимость искусства, если не предполагать, что ЭО, лежащее в его основе, потенциально свойственно всем. В противном случае искусство было бы значимо только для узкого круга профессионалов. В своем первом аспекте ЭО должно быть доступно развитию практически у всех людей, не в меньшей мере, чем, например, логическое мышление или различение добра и зла, что, впрочем, не исключает огромных различий между людьми во всех этих отношениях.

Как писал М. Пришвин, «способность художника видеть мир означает бесконечное расширение обычной способности всех людей к родственному вниманию (так писатель определял качество, очень близкое к тому, что мы называем ЭО. —A.M.). Пределы этому родственному вниманию бесконечно расширяются посредством искусства — этой способности особо одаренных людей, художников видеть мир с лица» [129, с. 352].

Иначе говоря, деятельностьхудожника-профессионала и результаты этой деятельности (произведения искусства), которые в современных культурно-исторических условиях предельно сконцентрировали в себе «эстетический потенциал» человечества, могут, в свою очередь, способствовать пробуждению и развитию ЭО к жизни у всех людей.

Добавим только, что «бесконечное расширение», о котором говорит Пришвин, надо все же понимать не в чисто количественном плане, а скорее как некий качественный скачок, который преобразует общечеловеческую способность чувствовать неутилитарную ценность явлений жизни, собственную сопричастность окружающему миру в «способность-потребность» воплощать содержание эстетических переживаний в художественных образах. Тут проходит подвижная граница, отделяющая область всеобщего эстетического воспитания от области подготовки и самоподготовки художника.

Может ли ЭО быть предметом саморазвития или целенаправленных педагогических воздействий? Опыт многих выдающихся мастеров искусства по¬казывает, что ЭО не было дано им «готовым», в завершенном виде; они его сознательно и целеустремленно развивали, иногда в течение всей жизни.

В. Гёте говорит в своем автобиографическом произведении: «Я стремился... с любовью смотреть на то, что происходит вовне, и подвергнуть себя воздействию всех существ, каждого на его собственный лад (здесь и ниже курсив мой. — A.M.), начиная с человеческого существа и далее — по нисходящей линии — в той мере, в какой они были для меня постижимы. Отсюда возникло чудесное родство с отдельными явлениями природы, внутреннее созвучие с нею, участие в хоре всеобъемлющего целого...» [43, с. 456]. Великий китайский живописец ретроспективным взглядом осматривает пройденный путь: «Пятьдесят лет миновало, и все еще не было совместного рождения моего Я и Я гор и рек не потому, что они не имели (заслуживающей внимания) ценности: — (просто) я предоставлял им существовать самим по себе» [58, с. 65].

Эти высказывания, туманные и «метафорические» для того, кто рассчитывал бы приобрести ЭО лишь путем их рационального усвоения (что равносильно попытке хрестоматийного схоласта сперва научиться плавать, а потом войти в воду), окажутся понятными и полезными каждому, кто стремится практически развивать в себе это качество. Но для нас сейчас важно другое: выдающиеся художники свидетельствуют о том, что целенаправленное и результативное развитие ЭО к миру возможно.

Наконец, ряд исследований, проведенных в условиях юношеской литературно-творческой студии [115], в кружках общеэстетического развития для детей 6-8 лет [104] и в общеобразовательной школе с учащимися разного возраста [75; 76], позволяют считать, что развитие ЭО в принципе возможно у очень многих детей и что оно действительно ведет за собой рост творческих достижений учеников, хотя и не уравнивает всех в этом отношении.