Солдатушки, бравы ребятушки…

В. Перепелица, кандидат педагогических наук, режиссёр Образцового театрального коллектива «Балаганчик», «Троицкий ДК» Губкинского городского округа Белгородской области

«Солдатушки, бравы ребятушки…»

О фронтовом юморе

Музы в суровые годы Великой Отечественной войны 1941-45 гг., как мы знаем, тоже не молчали. Но параллельно «серьезному» искусству самостоятельно развивался и так называемый военный фольклор, который долгое время замалчивался. Вот об этом неумирающем народном жанре мне и хотелось бы сказать. Герой Леонида Быкова в любимом кинофильме «В бой идут одни старики», страстный любитель музыки, часто повторял:

Кто сказал, что надо бросить
Песню на войне.
После боя сердце просит
Музыки вдвойне.

Так во время Великой Отечественной войны пели очень многие. Некоторые солдаты, по словам очевидцев, носили с собой специальные блокноты, куда записывали полюбившиеся им стихи и песни. Наибольшей популярностью пользовались произведения современных поэтов И. Френкеля («Давай закурим»), М. Исаковского («Огонёк»), А. Суркова («Землянка»), К. Симонова («Жди меня») и других. И тем не менее несмотря на непререкаемый авторитет мастеров пера, должное место в этих тетрадках занимало и «авторство» самих бойцов, шедшее из самого сердца. Один ветеран так писал по этому поводу: «Я не буду лгать, язык солдатский суров, малограмотен. Но если бы вы знали, сколько любви, юмора и остроумия идет из глубины души». Вот эти-то «солдатушки-ребятушки» и были основными авторами песенного самодеятельного творчества.

Справедливости ради заметим, что и в период военного лихолетья, и в первые послевоенные годы в публикациях и исследованиях фольклор Отечественной войны 1941-45 годов был представлен, мягко говоря, в довольно-таки сокращённо-усечённом виде: одни темы умалчивались, на другие накладывалось табу, а иные и вовсе подвергались преследованию. «Светлый путь» был открыт лишь тем сатирическим и юмористическим песням, которые высмеивали фашистскую армию и её главарей. Например, песня фашистов, переделанная из прекрасного старинного русского романса «Мой костёр в тумане светит».

Мой костёр в тумане светит,
Искры гаснут на лету.
Гитлер больше нас не встретит,
Мы погибнем на мосту.
Ночь пройдёт, и спозаранок
В   путь далёкий, милый друг,
Убежим мы без портянок,
А быть может, и без брюк.
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Из неё для нас с тобою
Выйдет ровно две петли.
Кто-то нам судьбу предскажет,
Где-то завтра, милый мой,
Партизаны петлю свяжут,
Сбросят книзу головой?
Мой костёр совсем не светит,
Искры гаснут, не горят...
Я   бы отдал всё на свете
За три чёрных сухаря!

Песенный же поток, иронически оценивающий и подмечающий многие стороны советской жизни, оставался вне поля зрения статей и сборников. Действительно, какая цензура пропустит такие вот откровения в отношении разведроты ?

Про разведку вам спою, друзья,
Ведь не раз бывал в разведке я,
В грязи ползаешь, как чёрт,
Не боясь ни ран, ни смерти,
Фриц, друзья, скучает без меня...

Понятное дело, что подобные "художественные вольности", с точки зрения тогдашних идеологических цензоров, не выдерживали никакой критики. Рассказ о жизни разведчиков на мотив песни "Гоп со смыком", конечно, не мог устроить никакие политуправления.

Фольклорная тематика была самая разнообразная. Немало посвящений отдельным воинским частям. Такова, к примеру, песня дивизии московского ополчения.

Гремит боевая тревога,
И   в сумрак июльских ночей
По старым московским дорогам
Проходят полки москвичей.

Слагали песни и о своих боевых товарищах, сражавшихся тут же, бок о бок, например о снайпере Александре Мозовце.

Ой, ты, Саша, гордость наша,
Твоя дружба дорога.
Посоветуй, друг наш Саша,
Как вернее бить врага.

Смеялись солдаты над трусостью своих сослуживцев. Да и к самой службе относились не без чувства юмора:

Не послужишь – не узнаешь,
Что такое марш-бросок:
Двадцать вёрст не отдыхаешь
Да еще бежишь часок.

Особенно много на фронте, да и в тылу тоже, было переделок известных песен 1920–30-х го¬дов. И чем популярнее был прототип, тем больше он рождал переработок. Например, "Синенький скромный платочек" способствовал появлению "Беленького скромного халатика".

Беленький скромный халатик
Лучше, чем синий платок.
Ты говорила, что не забудешь
Дать мне для сна порошок.
Зимой – не весной
Мы повстречались с тобой,
Я был снарядом ранен на фронте,
Ты там была медсестрой.

Эти переделки являются подлинно военным фольклором. Самодеятельный автор исходил из того, что его слушатель и читатель хорошо знакомы с мотивом и словами оригинала и обязательно сопоставят его с новым текстом. Основой поэтического решения становился контраст между известным и вновь созданным "шедевром". Часто несоответствие между подлинником и подражанием созда¬вало требуемый комический, сатирический или иронический эффект. Вот как перелицовывалась песня Исаковского "И кто его знает" для высмеивания Гитлера и фашистов:

Видит Гитлер – сила тает
Лютой армии его,
Он глазами поморгает
И            не скажет ничего.
И            кто его знает,
Зачем он моргает...
 
Или на мотив "Крутится, вертится шар голубой":
 
Крутятся, вертятся фрицы в песках,
Крутятся, вертятся, чувствуют крах.
Крутятся, вертятся, пальцы грызут,
Базу советскую всё не возьмут.

На территориях временной оккупации эти переделки популярных песен напоминали о прежней мирной жизни, которая, как ни была трудна и тяжела, в годы войны представлялась счастливой и безоблачной. Противоречие между оригиналом и  переделкой подчас носило трагический характер:

Раскинулись рельсы широко,
Под нами колёса стучат,
С Украины нашей вывозят
В Германию лучших девчат...
Особая тема – смерть героя.
На горизонте заря догорает,
Тихо бледнеет закат,
А у сестры на руках помирает
Краснобалтийский солдат.

Интересно, что чем строже цензура накладывала свою руку на печать, тем активнее шло развитие устного поэтического и песенного творчества. Не столько военный, сколько идеологический ценз накладывал запрет даже на такие песни, как 4Зем¬лянка~, которой пришлось претерпеть массу мытарств. Блюстителей нравственности не устроило в ней  "меланхолическое"  настроение. Тем не менее народ её полюбил. И вот уже в "землянку" летят письма–"ответы".

На концерте я слышала Вас,
Как Вы пели, в землянке грустя.
И            мне стало так грустно за Вас,
Что невольно катилась слеза.
Я             хотела Вам руку пожать
И            сказать: «Милый мой, не грусти,
Ты так молод, вернёшься назад,
Счастье всё у тебя впереди...»

Борясь с ненавистным врагом, песня подмечала и многое негативное, что творилось у себя дома, на фронте и в тылу.

Первая болванка попала танку в лоб,
Механика-водителя загнала прямо в гроб.
Припев:
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить,
В танковой бригаде не приходится тужить.
А потом термитка попала в бензобак.
Я             из танка выскочил и сам не знаю, как.
А потом-то вызвали в особый-то отдел:
«Почему ты с танком вместе не сгорел?»
«Вы меня простите, – я им говорю. –
В             следующей атаке обязательно сгорю».

Тема "Война и частная жизнь человека" в те годы в фольклоре разрабатывалась куда с большей интенсивностью и глубиной, чем в официальной художественной литературе. Неудивительно, что иногда между песнями-переделками "завязывался" любопытный разговор-диалог, который выстраивался в своеобразные цепочки. Всем знакома песня:

В             кармане маленьком моём
Есть карточка твоя.
Так значит мы с тобой вдвоём,
Моя любимая.
А вот её переделка:
И            в Омске есть, и Томске есть
Моя любимая.

Имеется и "достойный" ответ любимой:

Ты пишешь, что не перечесть
Любимых у тебя.
И у меня, однако, есть
Мужчин десятка два.

Незатейливый сюжет песни "Или в Вологде, или в Рязани" повествует о том, как девушки вязали варежки и гадали, к кому же из отважных сынов Родины эти варежки попадут. Одна из них вложила в варежку записку со словами: "Мой товарищ, тебя я не знаю, но любовь в моем сердце живая". Их получил на фронте командир батальона. Прочитав ту записку, он подумал:

И вот скоро закончим с победой,
Поезд тронется в дальнюю даль.
И тогда, дорогая, заеду
Может, в Вологду, может, в Рязань.

В песне "Принесли мне в землянку посылку" боец получает посылку, на которой следующая надпись: "Или Феде, или Пете, или Мише – всё равно!" Но солдат очень рад этой передаче, так как от неё веет теплом родного дома. Он отвечает: "Кто вы? Таня, или Маня, или Женя – всё равно!" И добавляет, что им нужно встретиться, чтоб отпраздновать победу кили в Омске, или в Томске, или в Туле – всё равно.

И всё же надо заметить, что, несмотря на столь шутливый тон в отношениях, тема верности и преданности любимой оставалась одной из самых важных в фольклоре Отечественной войны. Подтверждают это и строки лейтенанта М.И.Андронова, выразившие общее мнение своих сослуживцев. Вот что написал он на эту животрепещущую тему фольклористу В.Ю.Крупянской: "Для нас верность любимой девушки – это больной вопрос". Почему так популярны стихи Симонова "Жди меня"?.. Да потому, что много есть тех, кого не ждут. И это тоже была суровая правда времени.

Говоря о той незабываемой войне, мы, как правило, сразу настраиваем нашу память на серьёзную волну, что вполне справедливо. Но война, по мнению поэта-фронтовика, "это – просто трудная работая, где находилось место и подвигу, и шутке, и доброму юмору, что было тогда особенно необходимо для русского человека, так как вселяло надежду в победу, веру в успех правого дела.

Литература:

Доронин  И.И. О Родине, о мужестве, о славе / И.И. Доронин. М.: Изд-во Советская Россия, 1975.

Кузьмин А.И. Военная героика в русском народно-поэтическом творчестве / А.И. Кузьмин. М.: Просвещение, 1981.

Луковников А. ~ Жди меняя / А.Луковникова // Встреча. 1997. С. 5-6.

Смолицкий В. "Беленький скромный халатик...": судьбы песен военных лет / В. Смолицкий // Встреча. 1995. С. 18-19.

Интернет сайт http://www.studfiles.ru/preview/2278427/

 

Искусство в школе: 
2016
№2.
С. 26-28.

Оставить комментарий

Image CAPTCHA
Enter the characters shown in the image.