«Остров есть Крит…»

Некультурологические заметки.

Остров есть Крит посреди винноцветного моря, прекрасный,
Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный,
Там девяносто они городов населяют великих.
Разные слышатся там языки: там находишь ахеян
С первоплеменной породой воинственных критян, кидоны
Там обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,
В городе Кноссе живущих. Едва десяти лет достигнув,
Там уж царем был Минос, собеседник Крониона мудрый…
Гомер. «Одиссея», Х1Х, (Пер. В. Жуковского)

Кем-то прекрасно сказано: миф - это то, чего никогда не было, но что всегда есть... Само греческое слово «миф» по-русски значит «предание». Предание о чем-то особенном, чего иначе не описать. А в памяти культуры события, совершившиеся в мифологическом времени, причудливо сплетаются с историческими, или праисторическими, угадываются за ними, словно мерцают в их просветах. И что-то в них по-своему объясняют, хотя никогда с ними не отождествляются.

В мифологическом времени царевич Парис присуждает яблоко одной из трех богинь, и этот его выбор становится причиной Троянской войны. (Иначе с чего бы приделывать к хронике героического прошлого такую странную и необязательную надстройку, как суд Париса и яблоко раздора?).

Люди нового времени веками превозносят автора «Илиады» и «Одиссеи» как создателя поэтических преданий, то есть мифов, вовсе не предполагая, что речь у него идет об исторических событиях (и, кстати, не будучи уверены ни в авторстве, ни даже в историческом существовании самого Гомера).

Но вот Генрих Шлиман по наитию находит Трою. Обнажаются суровые свидетельства войны и осады и все, описанное Гомером, обретает физическую плоть и датировку в историческом времени. И мы уже не видим ничего невозможного в том, что участники войны, включая и мифологического Париса, жили на этом свете, носили знакомые нам имена и правили в тех городах, которые назвал Гомер. При этом сам выбор Париса остается мифом, загадочным иероглифом реальности, смысл которого не исчерпывается сполна давно минувшей войной.

В мифологическом времени влюбленный Зевс в образе быка похищает царевну Европу, и в пещере на острове Крит, где некогда был тайно рожден и сам Зевс, она производит на свет трех сыновей. Один из них, Минос, воцаряется в Кноссе. По его имени древнейшая критская цивилизация (мы и не заметили, как перешли в историческое время!) названа Минойской. Зародилась она глубоко в 111 тысячелетии, а расцвела в 18-17 веках до н.э.

Эти заметки – некультурологические, поэтому рискну задать наивный вопрос, который, наверное, вызовет снисходительную улыбку специалиста: не удивительно ли, что прародительницей древнейшей культуры на земле Европы стала женщина, которую звали Европа?

Этимология имени мало что разъясняет. Как и его история. Известно, что Европой называли Грецию, но было это чуть ли не через 2000 лет после зарождения минойской цивилизации и к тому же относилось к континентальной Греции, а не к острову Крит. Позже название распространялось на прилегающие северные территории. Но кто, когда и, главное, почему стал называть Европой нынешнее географическое и культурно-историческое целое, особую «часть света»? Как получилось, что столь разные народы, или их правители стали осознавать себя европейцами, «откликаться» на это имя? Как оно появилось на картах?

Как, когда и почему получили имена разные части света? С некоторыми, с Америкой, например, все более или менее ясно, а другие? Не правда ли, хорошая тема для школьных исследовательских проектов, охватывающих области географии, истории, мифологии, языка и дающих простор художественному воображению! Польза от таких изысканий будет велика независимо от их итога. А если окажется, что науке давно известны ответы, останется пожалеть, что такие интересные сведения не украшают собой скучноватые школьные курсы. (Мы с удовольствием и с пользой для учителей и учеников опубликуем как разъяснения специалистов, так и удачные работы школьников!)

Но вернемся на остров Крит. Опуская бесчисленные подробности и разночтения кудреватой греческой мифологии и пытаясь балансировать на грани мифологического и исторического времени, напомним хорошо известное предание. Некогда у царя Миноса попросил убежища великий искусник Дедал (его имя и значит «искусный»), спасавшийся от афинского правосудия. (Вопрос из «исторического времени»: могло ли существовать афинское правосудие за тысячу лет до незапамятной Троянской войны?) Дедал построил на Крите Лабиринт, куда упрятали чудовищного быка Минотавра, которого, как все мы помним, убил Тесей, а потом выбрался наружу с помощью нити Ариадны…

Мог ли кто-либо всерьез полагать, что это имеет какое-то отношение к реальной истории? Но в 1878 году критский коммерсант и любитель древностей Минос Калокеринос (Согласитесь: Минос – не самое популярное имя в христианской Греции!) раскопал на территории Кносса какие-то складские помещения – как позже выяснилось, кладовые древнего дворца. Раскопки едва не продолжил знаменитый Шлиман (мог бы к Трое и Микенам прибавить еще и Кносс!). А в 1900 году к работе приступил английский археолог Артур Эванс, который быстро раскрыл гигантский дворцовый комплекс, назвал эту культуру Минойской и посвятил ее изучению оставшиеся 40 лет своей жизни.

И оказалось, что Гомер многое знал об устройстве жизни минойцев, о критских племенах, о населенности, многочисленности и величии городов. Откуда? Ведь минойская цивилизация пришла в глубокий упадок вследствие страшного взрыва вулкана на острове Санторин, за много-много веков до предполагаемой даты рождения Гомера!

После раскопок Эванса в исторической реальности прописался и Лабиринт (правда, пока без Минотавра): ученые склонны признать, что царский дворец, включавший немыслимое количество надземных и подземных помещений, это и есть Лабиринт, построенный мифологическим (или уже полуисторическим?) Дедалом.

Но память культуры всегда глубже любых пластов достоверного знания. И она хранит предание, что Дедал воспроизвел лишь часть Лабиринта, существовавшего в Древнем Египте, о чем был наслышан греческий историк-путешественник Геродот.

В эзотерической традиции этот египетский Лабиринт издавна присутствует как символ нашего жизненного пути, на котором неизбежно заблудишься и пропадешь, если тебя не ведет свет духовного знания. Существовал ли египетский Лабиринт физически? От Египта всего можно ожидать. Казалось бы, весь песок там просеян археологами сквозь мелкое сито, а нет-нет да и найдется не скарабей какой - нибудь, а гигантская Солнечная Барка или даже пирамида средней величины…

Но вернемся еще раз на остров Крит. Перед нами знаменитая фреска, изображающая ритуальный прыжок юноши через спину быка. Для этого надо было в подходящее мгновение «взять быка за рога», перелететь через него и благополучно приземлиться, может быть – с помощью «ассистентов».

Вспоминается хрестоматийный мифологический сюжет: раз в 9 лет Афины посылали семерых юношей и девушек на Крит в качестве дани, на растерзание Минотавру, пока с ним не расправился упомянутый Тесей. Но существует житейски правдоподобная версия, согласно которой никакой дани не было: просто атлеты из Аттики принимали участие в критских играх, так динамично и красиво изображенных на фреске. А поскольку они были менее подготовлены к священному ритуалу, чем коренные критяне, некоторые из них становились жертвами быка, что якобы и нашло отражение в мифе. По правде говоря, странное «отражение», если юноши добровольно отправлялись на состязания. В исторической реальности такая связь событий вполне возможна, но мифа она не объясняет…

Известно и противоположное предание: некогда сын царя Миноса стал победителем на соревнованиях в Афинах, но его убил некий марафонский бык, и за это Афинам пришлось платить страшную дань… Но такой мифологический контекст трудно соотнести с исторической реальностью. Трудно себе представить, что в Минойские времена Афины были центром каких-то «международных соревнований»: ведь свидетельства о самом существовании Афин как маленького поселения вокруг Акрополя относятся к более поздней эпохе. (Заметим попутно, что олимпийские игры в Греции зародились спустя по меньшей мере семь веков после того, как рухнула минойская цивилизация, а фреска «Игры с быком» относится ко времени ее расцвета…)

Кажется, в мифе всегда сохраняется что-то главное, что невозможно «распластать» в необратимом историческом времени с его причинно-следственными связями. От этого миф только беднеет, теряет многозначность и таинственную глубину, как-то даже «глупеет». Попытки убедить, что события, происходящие в историческом времени, впоследствии зачем-то «отражаются» в странных выдумках, всегда неубедительны. Может быть, напротив, миф, существующий вне времени, или в мифологическом времени, становится прообразом некоторых исторических событий?

Этот вопрос нам сейчас не разрешить. Но постараемся помнить, что миф особым образом присутствует в истории, будем улавливать точки их мгновенных соприкосновений, проблески мифа в истории. И не будем забывать красивую формулу: миф – это «то, чего никогда не было, но что всегда есть».