Истории о дополнительном образовании

Продолжение

История шестая.

«Есенин и другие патриоты»

Мы  слышим и видим, с какой тревогой и обеспокоенностью говорят по телевидению об организованном досуге для подростков. А вдруг его, дикого, бестолкового, захлестнёт волна наркомании, хулиганства и преступности! Вдруг он «соберётся в стаю» и начнёт так всё крошить и громить, что держись!

Без паники, товарищи! Это можно предотвратить! Такого подростка нужно поместить в платный кружок. Кто будет платить? Родители будут? Родители будут платить за репетиторов, за английский, за поступление на платное отделение (всего два-три бюджетных места во многих колледжах, в вузах – тем более!). И что, теперь надо платить ещё за такое вот увлечение подростка – гуманитарное творческое увлечение музыкой, театром, литературой?

Нет, конечно, это возможно, но если родители подростка готовы ЗА ЭТО платить, значит, они понимают значимость творчества для развития человека, значимость для ребёнка среды, так что их чадо не пропадёт в любом случае.

Обычно за увлечения подростков родители платить не хотят, кроме разве что престижных и приоритетных : иностранный язык, спорт, бальные танцы. О детях-профессионалах – актерёх, музыкантах, танцорах и певцах – не говорим! Их поддерживают родители, за них платят, продавая последнее, от них ждут успехов, отдачи, они не должны разочаровать, ударить в грязь лицом, они должны «прийти первыми на скачках». То есть у этой категории подростков проблемы совсем другого плана.

И вот о тех ребятах, которые сбиваются в «компании», с шумом и матом заходят в ночное метро, заставляя нас пересесть в другой вагон, о тех, кто гогочет у нас за спиной, а мы съёживаемся, ускоряем шаг, – о них мы очень даже говорим. На днях читала своим младшим детям рассказ Ирины Пивоваровой «Как меня учили музыке».

Там героиня перечисляет свои мечты. Их много. Спрашиваю детей: «А вы о чём мечтаете?» Одни говорят: «Ходить по магазинам».

Конечно, школа бесплатно предлагает разные формы дополнительного развития подростка. Например, «неувядающая» наглядная агитация – стенды. Стенд – лицо школы! Идёшь по коридору – видишь стенды: про писателей, поэтов, про «никто не забыт», про «наших олимпийцев» и т.д.

На писателях взгляд сам собой останавливается. «Сергей Есенин. Страницы жизни». Интересно, что же учитель литературы, может быть, даже вместе с учениками, поместил на этот стенд? Какие страницы? Читаю: «Есенин жил с такой-то женщиной, потом с такой-то… Потом с такой-то вступил в брак, но пил. Гулял от неё с такой-то и ещё с такими-то. Пил, дебоширил и гулял.

Фотографии женщин, с которыми «гулял» Есенин. Фотография мёртвого Есенина. Подпись: «Резал вены и повесился».

Вот чем знаменит поэт, то есть эти сведения про него – самое интересное! Не сухие какие-то стихи «про непонятное», а своё, родное, понятное и педагогу, и подростку: пил, гулял, дрался, повесился. Блатняк, шансон – дополнительное, интересное подростку образование.

Легко можно представить себе подобные стенды о музыкантах, певцах, артистах.

– Вы знаете, Чайковский был…

– Знаю, знаю, но знаменит он не этим. Почему же педагог выбирает именно такую «интересную» тематику для дополнительного развития учеников? Потому что это привлекает, притягивает, это понятно и делает его, педагога, своим. Он их не «парит» чтением стихов, сочинениями, всей этой несовременной галиматьей. Ответил на оценку самое главное: краткое содержание или на вопросы теста ответил (выбери правильный ответ). Всё. Дальше проходит только «интересное». Но кого из родителей волнуют эти стенды, эти разговоры, эти впечатления взрослого ребёнка от произведений искусства, литературы? Родителей волнуют оценки!

Творчество осталось в периоде начальной школы, да и то в лучшем случае!

Вокруг нас толпы старшеклассников – взрослых людей, желающих поесть, выпить, что-то купить, скучающих и не знающих, к чему себя применить, чем себя занять.

Давайте возьмём с них деньги и пригласим в Дом творчества – платно учиться петь, танцевать, ставить спектакли, играть на фортепиано! Такого уровня должно быть это бюджетное, бесплатное дополнительное образование, такие должны быть увлечённые педагоги, которым никто не мешает, а только содействуют, такая материальная база – деньги на костюмы, занятия фотографией, ком-пьютеры, театральный свет, аппаратура звуковая и всякая, такой внешний вид у учреждения, такие кабинеты, зал – чтобы туда хотелось пойти!

Кому хочется входить за деньги в обшарпанное здание с тёмными коридорами и рявкающей дежурной! Да в торговом центре в тысячу раз привлекательней!

Чтобы наши дети захотели пойти в это наше дополнительное образование, сколько нужно нас, педагогов, водить по пустыне?

Идёт репетиция, открывается дверь. На пороге методист.

– Ребята, вы рисовать умеете?

– Ну… немного… А что?

– Надо срочно нарисовать картинки к блокаде Ленинграда. Нарисуете?

– А чего это, блокада Ленинграда?! Это во время войны?

– Вот именно! Молодцы! Во время войны! Нари-совать нужно срочно, у нас выставка, посвящённая героическому подвигу нашего народа.

– А что рисовать-то?

– Ну… Не знаю, что… Блокаду! Эти страшные дни… Героический подвиг. Противотанковые ежи нарисуйте.

Приходим в школе в актовый зал репетировать. Зал, как это часто бывает, занят. Гоняются друг за другом старшеклассники, кто-то смеётся, кто-то обнимается. На сцене идёт репетиция: слева – юно-ши торжественно группируются, справа – девушки склонили голову, олицетворяя скорбь.

Педагог в микрофон читает текст: «Сегодня мы отмечаем день вывода наших советских войск из Афганистана, эта война навсегда останется в памяти людей как героическая страница».

Солистка (тоненько): «Его привезли с войны в цинковом гробу, сколько лет было ему?»

Педагог в микрофон: «Посерьёзнее! Горячев, кончай ржать! Вам выступать завтра. Где флаги? Кто держит «вечный огонь»?»

Выступлений и выставок «про войну» проводится в школах великое множество. Не всегда дети соображают, какая война имеется в виду. Да и тексты очень похожи:

То ли это про Афганистан, то ли про 1812 год, где тут Гитлер, где Наполеон, кто их разберёт! Учи-тельница велела: «Читай громко, с выражением!» Мероприятий про войну много, потому что эта тема очень актуальна для школ и учреждений. Это – патриотическое воспитание. На подобных «монтажах», которые от монтажей времён моего детства отличаются только наличием беспроводных микрофонов и проектора, детей учат патриотизму.

Учатся ли дети? Конечно. Тому, что это (мягко говоря) – скука, туфта, «бла-бла», возможность слинять с урока и «поржать» на репетиции. За участие дадут грамоту, балл, рейтинг повысится. За отказ участвовать получишь «по шее» – неприятные разговоры, звонки маме, короче – огребёшь по полной. Зачем? Не проще ли выйти на сцену, улыбнуться скорбной улыбкой на радость педагогам и произнести: «Россия! Родина моя!/ Как сильно я люблю тебя!» Или что-нибудь про погибших, например.

Поводов для патриотического воспитания сколько угодно: битва под Москвой, Победа, Блокада, Афганистан, война с Наполеоном, Монголо-татарское иго, Минин и Пожарский. Какая разни-ца! Интернет есть, слава Богу! Скачивай – не хочу. Яндекс предлагает! Тексты «в помощь учителю» по всем разделам и отраслям жизни: «О войне», «День матери», «Весна», «Зима», «1 сентября», «Последний звонок», «Пасха», «День Земли», «День Петра и Февронии».

Рифмованные строки, реплики громких солистов, которых педагоги называют «звёздочки», мало чем отличаются.

Помните стихи про Гаврилу?

В тот самый день, день памяти погибших в блокадном Ленинграде, я заглянула в «Музей». Есть у нас в Доме «Музей боевой славы». Обычный школьный музей – солдатская каска, фотографии, осколки снарядов, письма-треугольники». «Вечный огонь» и надпись «Никто не забыт, ничто не забыто». Заглядываю – передо мной кадр из фильма Феллини: около горящего искусственного «Вечного огня» за столами сидят человек шесть ребят и играют в шашки. Методист ходит между столами.

Методист, радостно: «Заходите, заходите, Ольга Викторовна, у нас тут очень интересно! У нас турнир по шашкам, посвящённый Блокаде Ленинграда. Приводите ваших артистов, пусть тоже поучаствуют. И призы получат!»

«Всё то, чего коснётся человек», то есть педагог, почему-то оборачивается профанацией!

Друзья, коллеги, простите! Я, повторяю, не об исключениях говорю, а о норме, которая заполняет пространство школ и всей нашей жизни, шпарит отовсюду, как русский шансон из торговых точек. Как отмахнуться? Как считать частным случаем?

Сегодня краем уха услышала по радио: «Селекция работников образования прошла по признаку лояльности, а не профессионализма». Может быть, действительно, в этом дело?

Наши взрослые актёры работали на празднике Масленицы в Лужниках. Бегаем в сарафанах поверх тулупчиков, игры проводим, развлекаем народ. Вдруг все засуетились, появились милицейские кордоны, всё оцепили, поставили разделительные металлические ограды, и по этим коридорам из автобусов потёк народ с флагами и транспарантами. Оказалось, в Лужниках в рамках предвыборной президентской компании на встречу с президентом идёт народ, идёт прямо из автобусов, рядами и колоннами. Идут работники бюджетных учреждений, колонны кадетов, профтехучилища, смотрю – транспарант несут две знакомые тётеньки! Вот так встреча! Идут педагоги школы, где я раньше работала.

Объятия, конечно, обрадовались! Не виделись столько лет!

Но поговорить нам не удалось, потому что следу-ющая колонна «Гортранс» уже подпирала, а за ней маршировали работники ДЭЗов, среди которых, как известно, много приезжих, а они крепко за работу в Москве держатся. Ну, ДЭЗы меня меньше волнуют, меня волнуют работники нашего невидимого фронта, которые должны сеять «доброе, вечное».

В дни московских митингов моих учеников не отпускали после уроков из школы. В прямом смысле не давали детям уйти домой и в театр на репетицию. Заперли моих ребят в школах (они же все из разных школ). Они сидят. А я их жду, родителям звоню. Родители говорят: «Нам тоже не отдают. Нам педагоги и завуч сказали: «До 18–19 часов, пока не поступит указание отпустить, ваших детей отдать вам не можем. Извините».

– Дорогие родители! – говорю. – Это же ваши собственные дети! Как это вы их взять из школы не можете?

– Не можем. Их в школе по указанию сверху заперли до шести часов. Вот подождём до 6 часов, их и отдадут… Мы уже звонили, нам говорят: «Вам неприятностей хочется?» Зачем нам неприятности? Детям ещё учиться и учиться.

Так что селекция продолжается, она результативна. Что ни говори, а прежнее поколение учащихся вряд ли играло бы в шашки у вечного огня и прежнее поколение педагогов вряд ли решилось бы не отдать детей их собственным родителям, заперев в школе. Живо представляю себе реакцию родителей нашего класса, ещё ярче представляю себе наш класс – запертый в школе! Не знаю как, но мы бы точно вышли. Все. Разные есть способы. Да, времена меняются.

Получается, только те педагоги в школах и учреждениях дополнительного образования выживают, для которых вся эта обстановка – нормальная среда обитания, а тем, кто никак не привыкнет и не научится дышать в безвоздушном пространстве, здесь не работать и не жить. Если только попа-дётся директор, который поможет, нет, не будет мешать педагогу работать, возиться с учениками в маленьком обособленном школьном мире. Жить, на каждом шагу нарушая законы. Например, за-нимаясь индивидуально или репетируя в группах, или играя спектакли, храня в школе декорации, вывозя детей на фестивали или организуя свои собственные фестивали и конкурсы. Покупая театральный свет, приглашая коллег-педагогов для проведения мастер-классов и т.д. и т.п.

Что говорить? Нарушения на каждом шагу! Не забудьте про семьдесят человек учеников, необходимых для получения прожиточного минимума!

А если ты преподаёшь музыку – фортепиано или аккордеон, то тебя обязывают работать так: с детьми, впервые пришедшими в этом учебном году, нужно по новым требованиям заниматься только в ансамбле по десять-двенадцать человек, бригадным методом. Как это возможно? Администрация даёт такие разъяснения. Пусть одни учат ноты, другие тыкают пальцем в клавиатуру, а третьему можно в это время дать почитать познавательную книжку о композиторе. Четвёртый пусть внимательно смотрит, как упражняются первый и второй. Ну добавьте ещё четыре-пять человек, все при деле. Вы же педагоги!

То есть группа первого года обучения – дети, которые пришли учиться музыке, выглядит таким вот образом. Я не шучу! Это новые требования, серьёзно! Нигде документально не подтвержденные, насколько мне известно. И самое интересное, что они, эти требования, не вызвали бури негодования в среде педагогов. Обсудили, постановили. А что делать? Будем жить…

Чувствуете? Ещё год назад ничего подобного не было, а теперь начались инновации. Те дети, что успели начать обучение до «новых требований», получали нормальные уроки музыки: сидит дитя за инструментом, как сидели его бабушки и дедушки, ноты стоят перед носом, метроном-злодей тикает, педагог рядом («что ты царапаешь еле-еле, в нотах же всё написано»). А вот те дети, что пришли заниматься дополнительно в этом учебном году в школу или в центр творчества, должны привыкать к «новым формам обучения», как привыкают к ним педагоги. Лояльные ко всем новым требованиям педагоги («А что нам ещё остается? Куда уйти? В каком Центре дополнительного образования лучше? Везде сидит свой «Дракон») растят лояльное ко всему поколение, которому всё равно, что Пушкин, что Нерон, было бы «прикольно»!

Ничего не нужно знать всерьёз, это не требуется, этому не учат – нет таких требований. Делаем по заказу: должно быть всё громко, «с выражением», в микрофон; на экране – видеопрезентация. Педагоги, которые, несмотря на инновации, новые требования, новые формы оплаты труда, пытаются работать всерьёз, рискуют своим местом, ибо не-прерывно «нарушают». «Нарушаете, граждане!»

Новые формы оплаты труда предполагают, как нам объяснили на собрании, некий минимальный уровень зарплаты, а всё остальное – премии по усмотрению администрации.

У кого-то зарплата минимальная, а у тех, кого всё устраивает, дополнительные премии «за лояльность». В итоге формируется «средняя зарплата», то есть «средняя температура по больнице». Она не должна быть меньше 50 тысяч рублей – это указ президента: жить хорошо. Полторы ставки, если предъявить 70-100 человек детей, при высшей категории и двух высших образованиях дают нам меньше тридцати! Как получить 50 тысяч рублей? Как выполнить указ Президента? Нужно кому-то платить в два раза больше, тогда средняя арифметическая станет правильной. Поскольку премии администрация выписывает сама, то они и решают – куда, кому… Им виднее.

Раньше, когда зарплата не зависела от взаимоотношений с администрацией, педагоги были в одинаковом положении. Теперь, в новых «инновационных условиях», уровень мастерства педагога не имеет значения, профессионализм не ценится. Зарплата зависит от лояльности напрямую. Даже родители «ловят волну» – отдают детей тем педагогам, которых «рекомендует администрация».

История седьмая. «Урок листопада»

Моего сына учила в начальной школе Наталья Алексеевна Фролова. Мы с друзьями и однокласс-никами нарожали детей примерно в одно и то же время, так что в класс к Наталье Алексеевне пошла небольшая дружеская компания шестилеток.

Когда мы первого сентября спросили детей, как им новая учительница, они вылупили глаза, пома-хали эмоционально руками в воздухе, но потом всё же сформулировали: «Она страшная… и смешная!» Все четыре года на уроки бежали с восторгом: Ура, «матеша»! Ура, «контроша»! Наталья Алексеевна, вне всякого сомнения, помаленьку колдовала, потому что двоечники и отличники бежали на уроки одинаково охотно и радостно. Были уроки каллиграфии («поднимаемся по секрету вверх»), математика с задачками («Клево! Я всё понял!»), русский со всевозможными разборами (научились делать все разборы в начальной школе, в V классе и далее – скучали). Русский был интересным и понятным. Были, конечно, те, кто писал с ошибками, но и им было интересно!

Во дворе играли всем классом. Как-то, когда наши дети учились в третьем классе, у Натальи Алексеевны разболелся зуб, и она срочно уехала к врачу, оставив детей одних. Вечером мы, родители, друзья и одноклассники, собрались у кого-то в гостях, детей привели из школы, расспрашиваем о жизни.

– Знаете, – говорит Алиса, – у нас сегодня так интересно в школе было!

– А что было?

– Наталья Алексеевна уехала лечить зубы и все задания нам оставила. Мы сначала «матешу» сделали, по одному выходили к доске и решали, а остальные писали в тетрадях. Ну, все сделали. Потом звонок, сходили на перемену. Потом русский сделали – из слов придумали рассказ. По-читали книжку вслух. Потом «домашку» сделали, чтобы дома не делать. Потом сидим, думаем, как бы нам ещё поучиться, чтобы Наталья Алексеевна обрадовалась. Тут завуч приходит, давай кричать, волноваться, что мы одни учимся. Мы её успокои-ли, что всё в порядке, и попросили нам прислать какую-нибудь учительницу, а то скучно!

Приходит к нам старая бабушка и говорит: «Что мне с вами делать, а?» А мы ей: «Расскажите нам что-нибудь!»

Ну, и стала она нам рассказывать, а мы слуша-ли. Интересно – ужас!

Она сказала, что с нами в сто раз лучше, чем с 10-м классом, но надо идти. И ушла.

– Точно, первый! Очень интересно было! Прошло четыре года, наши дети выпустились из начальной школы. Они бегали на перемене в свой класс, усаживались за свои парты, отпихивая в сто-рону «перваков» («Это моя парта!»), терлись около Натальи Алексеевны («Это моя Наталья Алексеев-на!»), но расстаться всё-таки пришлось, их ждала средняя и старшая школа, в которой делать было абсолютно нечего. Нужно было перевести их в дру-гую школу, но мы не решались, слишком дружный был класс, как их разлучать? Вот и сидели до 9 класса на месте. Всё, что происходило в школе, начиная с 5 класса, было мертвецки скучно, кри-кливо и тоскливо. Настоящая школа закончилась в четвёртом классе.

Каждый день с 1 по 4 классы, слушая радостные рассказы наших детей – Алёшки, Алисы и Ники–  о школе с Натальей Алексеевной, глядя в их домашние задания, рисунки, поделки, «контроши», мне хотелось спросить Наталью Алексеевну, как спрашивают фокусника в цирке: «Маэстро, как вы это делаете?»

Эпилог

«Прислали в курятник петуха. Началось моральное разложение. Петуха сняли, прислали медузу. С моральным разложением было покончено, зато не стало цыплят. Вывод: кадры надо подбирать по трудовым качествам», – это сказал Райкин.