Интервью с Владимиром Чекишевым

«Учительская газета», 02.07.2013 г.

Владимир Николаевич Чикишев 27 лет руководит театром «Пиано», в котором играют глухие дети. Когда этот театр показывает спектакли на больших и престижных театральных площадках, например, в Московском театре юного зрителя, Доме актёра, Учебном театре ГИТИС, зрители не догадываются, что перед ними дети с ограниченными возможностями. Скорее наоборот, публика уверена, что это необыкновенно одарённые, благополучные, свободные и счастливые дети. В каком-то смысле так оно и есть. Совсем недавно, два года назад, Владимир Чикишев стал директором школы-интерната, в котором до этого работал педагогом дополнительного образования. Теперь его задача – сделать всех детей, растущих в этом доме, самыми гармоничными и счастливыми.

- Как вы определяете место педагогики искусства в контексте общего образования в интернате? Какие задачи, не решаемые другими способами, решает педагогика искусства в вашем образовательном учреждении и в школах для обычных детей, у которых нет таких проблем, как у ваших воспитанников?

- Конечно, театр оказывает на образование серьезное влияние. Это не просто чётко и масштабно функционирующая организация, которая вовлекает детей, театр их реально преобразует. Театр помогает им накопить фермент радости, счастья, мастерства. Учит простой формуле: сделай усилие, и ты тут же почувствуешь отклик этого мира. Театр воспитывает в детях особую гибкость. Тем более, в данном случае речь идёт о неслышащих детях. Отсутствие слуха - это еще и языковой барьер, к этому прибавляется изолированность жизни в интернате. Проблема социализации, интеграции для этих детей особенно актуальна.

Никакая система, подпитанная любыми технологиями и методологиями, не сможет так успешно решать задачу включения этих детей в реальную жизнь, как театр и искусство. Тем более, что дети очень восприимчивы к тем импульсам, которые даёт им игра, театр. Они очень благодарны, когда им подсказывают форму и инструменты, способные помочь высказаться. Театр движения - это невербальный язык. В нём много глубин, перспектив и возможностей, при том, что у каждого актёра, у каждого ребёнка тут свой «голос», свои возможности, своё ощущение стиля. Занятия театром для наших детей - буквально поиск и выработка каждым индивидуального «голоса» в движении. Конечно, это происходит через импровизацию, через выстраивание своей композиции, через самостоятельное творчество. Когда дети импровизируют, мы видим проявление личностных качеств. Мы видим глаза, чувствуем иронию, мы понимаем, что у каждого из них есть своё мнение.

Интернат для глухих детей - искусственно созданная резервация. Дети 6 дней в неделю без родителей под присмотром педагогов и воспитателей. У педагогов есть задачи научить, и не всегда ответ на вопрос «как?» выдерживается в нужных гуманитарных тональностях. У нас много неразберихи с устаревшей методологией и с кадровым составом. Так, думаю, и по всей России. Трудно рассчитывать, что учителя пенсионного возраста быстро воодушевятся идеями творческой педагогики. Это, к сожалению, уже не тот уровень энергии, который необходим, чтобы преобразовать казённый дом. Стены, которые впитали слишком много страхов и формализма!

Первое, что хотелось сделать – вывесить большие портреты детей на стенах: лица, глаза. Мы приобрели два больших монитора, и там море фото- и видеофайлов, сенсорный экран, и дети сами находят, что им интересно. Я в 8 утра прихожу, они уже смотрят фрагменты вчерашних репетиций. Мы сразу выкладываем все интересные события из жизни школы. И около этих экранов всё время стоят дети и взрослые.

Конечно, в интернат приходит молодёжь - живая, инициативная. Много волонтёров. Но они ещё совсем не уверены в своих педагогических силах. Педагогическая специфика трудная – сурдоперевод, глухие дети. Поэтому очевидно, что в таком сложном социальном институте, каким является интернат для глухих детей, необходимо создавать интеграционные ниши, игровые пространства с иной атмосферой.

У нас воспитываются дети, которые не слышат, но прекрасно видят, и цепляют глазом любую деталь интерьера, пространства, слушают его ритм. И очень важно создать для них такое пространство, чтобы оно их настраивало определённым образом. Но, конечно, недостаточно перекрасить стены, каким-то особым образом расставить позитивные акценты и выстроить какие-то информационно-ритмические композиции. Очень важно включить детей в дело. У них должна быть реальная практика. И этих форм, кроме театра, может быть много. Но кто этим будет заниматься? Педагог? Или какие-то специальные люди? В нашей реальности этим занимаются педагоги, которые воспитаны на практике театра. Насыщая пространство образами, мы влюбляем детей в творчество. Конечно, нужен ещё и профессиональный подход: понимание времени и пространства – как в этих условиях сконцентрировать усилия и так использовать инструменты, чтобы был результат. Очень важно, чтобы не было бесконечного процесса обучения ребёнка, а было его включение в такую игру, в которой он сам себя будет обучать и накапливать через практику нужные ему ресурсы, а ещё - уверенность. Но это очень серьёзная задача, требующая усилий и видения всех компонентов и возможностей.

У нас в школе-интернате на 65 детей 85 взрослых, и нельзя не задуматься об этом соотношении. Даже несколько вялых и инертных взрослых, а не дай Бог ещё и агрессивных, могут испортить всю композицию. Тут невольно подумаешь, что бедные дети всегда в меньшинстве. Тут не просто разобраться в приоритетах. И пока мы разбираемся, где ключевые моменты и узлы, мы просто занимаемся строительством и создаём одно за другим особые игровые пространства. И они работают нам в помощь. Это не только театр «Пиано», но теперь еще и игровой класс «Наутилус».

«Наутилус» – это уникальное для Нижнего Новгорода интерактивное реабилитационное игровое пространство, побуждающее ребенка к творческому и интеллектуальному развитию. Игровой класс представляет собой инновационный комплекс, оснащенный оригинальными арт-объектами и элементами интерьера, которые объединяет концепция функционального безопасного игрового пространства. Это то, о чём мы всегда мечтали. Это пространство, где пересекаются интересы школы и театра, творческой, образовательной части школы. Создаётся сайт «Наутилуса», где есть описания игр и указано время, которое дети могут использовать. И они должны понимать, что тут всё структурировано.

На жестовом языке, в театрализованной форме им всё это объясняется, и они начитают понимать смысл этих игр и конструкторов. Но все их охватить невозможно. Дети выбирают. И когда они только ещё идут на первые уровни игры, им предлагают новые слова и понятия. Им создают препятствия в виде заведомой путаницы и специально допущенных ошибок. И в этом участвуют педагоги. Педагоги думают о том, как попасть в этот класс, как выбрать время, как договориться с детьми, потому что один хочет одно, а другой - другое. Но договариваться придётся, потому что время не резиновое. Всё четко. Уже на подходе к этому пространству они понимают, что придётся считаться со многими факторами. И тогда стихийное, часто хаотичное мироощущение незаметно, через игру, а не через нравоучение начинает меняться. Дети быстро договариваются друг с другом. Художники тщательно продумали каждый сантиметр пространства. В «Наутилусе» можно проводить тематические уроки: есть экран, есть технологии, которые позволяют посещать виртуальные экскурсии в игровой форме.

- Можно ли чётко выделить те проблемы и задачи, которая решает только педагогика искусства для особенных и для обычных детей?

- Сцена. Маленькая девочка берёт мячик и просто с ним играет. Играет ритмами, формами, выстраивает своеобразный танец. Рождается множество новых ходов и поворотов. Вот это меня поражает: дети в условности искусства очень комфортно себя ощущают. Они продолжают в ней развиваться. Они находят в этом громадный смысл. Я в этом убеждаюсь постоянно. А что такое условность? Дети в этот момент совершенно по-другому себя видят и ощущают. И других видят иначе. При этом не нужны никакие умные слова. Это практика игры.

- То, что вы описали, как мне кажется, одинаково для глухих и слышащих: способность эстетически и этически воспринимать мир с помощью практики творчества развивается незаметно и естественно.

- Если говорить о влиянии педагогики искусства, то корень в том, что мы даём ребёнку возможность не повторять и не показывать, не заучивать, а самому пройти исследовательский путь, самому создать свою композицию и не бояться, что кто-то скажет: все не так, все надо исправить. Фокус в том, что ребёнок сам чувствует, где и что не так. Он видит через других детей, что и как можно сделать лучше. И он сам с удовольствием находит ответы. И я убеждён, что такой подход можно использовать во всех сферах жизни детей – здоровых, с ограниченными возможностями – безразлично. Глаза-то, глядящие в мир, одни. Одни амбиции, желание знать, уметь, высказываться.

Обращение педагога с какими-то требованиями и задачами не должно пугать, а должно радовать и волновать. Ошибки радуют, потому что радует нестандартность. В этом есть интрига и интерес. И это помножено на природную детскую увлечённость.

Дети приходят к нам в театр после уроков. И мы должны компенсировать то, что не состоялось там. Естественно, сейчас стоит задача системного и комплексного подхода ко всем сторонам образования. Но кардинальные меры тут не работают. Бессмысленно всех увольнять и заново начинать жизнь школы. Мы идём эволюционным путём и наблюдаем, как полученный в театре и всех игровых пространствах опыт отражается уже в школьной части, как это работает в связке с педагогами. Я не боюсь за детей, хотя вижу контрастное отношение к ним в этих разных пространствах. Не надо бояться: у детей гибкая психика, и иммунитет хороший. Ощущение накопленной радости им помогает. Помогает не противостоять, а преобразовывать ситуацию так, что взрослый этого иногда и не понимает. Дети переигрывают взрослых, они режиссируют ситуацию.

- Чему бы вы учили студентов в педагогическом вузе, чтобы вырастить педагогов для своей школы?

- Преподавал бы всё, и физику, и математику. Просто разыгрывал бы всё это. Тут главное - изменить стереотип, подход. Сейчас у педагога в глазах читается: «Главное - научить!». Чтобы узнать детей, надо с ними повозиться. Надо выйти за рамки урока. Может быть, театр ещё и для этого нужен: пройти в какие-то ни на что не похожие пространства, повзаимодействовать, подвигаться, поиграть.

- Прежде чем начинать учить учителей предметности, вы бы учили их тому, что такое педагогический процесс вне урока?

- Я бы сначала вообще убедился – а они смеяться могут? Улыбаться могут? Получать удовольствие и испытывать радость могут? Маленький ребёнок лежит в кроватке, и взрослый наблюдает интересную картину – ребенок смеётся. А, может быть, он смеётся потому, что двигается так, что ему смеяться хочется? Он выбирает эти движения. А эти будущие учителя могут выбрать такие движения, чтобы начать смеяться? На встречах с педагогами, которые я иногда провожу, люди во время тренинга начинают смеяться. Интересный такой выход энергии от нестандартных движений, форм, кажущихся очень простыми на фоне уже заготовленных представлений о том, как надо. Вдруг все стереотипы начинает сыпаться. И ему радостно от открытия, что всё чуть иначе. С детьми-то это проще всего, потому что они мгновенно реагируют на игру. Со взрослыми нужно время. В свой педагогический вуз я бы брал молодых ребят сразу после школы и сначала учил их получать удовольствие от многовариативности, радость от выбора, от спонтанности.

- А потом сразу производственная практика – играть с детьми до того, как изучать предметы. Чтобы научить детей чувствовать…

- Да, можно и урок сразу провести. Это уже от мастера зависит.

- А как их научить в предмете реализовывать вариативность?

- Да по-разному, только не скучно, не стандартно, не в одной мизансцене. Чтобы была живая энергия, интрига, влюблённость. А уж как он это сделает… Каждый по-своему. Вспомните фильм Питера Уира «Общество мёртвых поэтов». Урок литературы. Учитель Китинг вдруг вскакивает на учительский стол и заявляет, что человек не может судить о чем-либо, пока не посмотрит на мир с разных точек зрения. Вот он сейчас смотрит с точки зрения стоящего на столе, а они - с точки зрения сидящих за партой. И мир они видят по-разному. "The world is very different from up here. Come, see for yourself". ("Отсюда мир выглядит по-другому. Поднимитесь и посмотрите сами"). И один за другим мальчики взбираются на учительский стол и смотрят на мир оттуда.

(С сайта http://ursakot.livejournal.com/2853.html?thread=31525)

- Вы предлагаете юным студентам конструировать собственные уроки по новому материалу, который они ещё не проходили с вузовскими педагогами?

- Конечно. Нужен творческий подход. С пониманием, что живые глаза могут и потухнуть, и отвернуться. Как уж будущий учитель будет по потолкам бегать, чтобы этого не случилось? Не знаю. Я тоже бегал и бегаю, чтобы удержать и сохранить это внимание. И здесь не может быть универсальных ключей и никаких гарантий. Но важен предельно доброжелательный, позитивный фон и игровое самочувствие. У меня сейчас пришла новая девочка театральным педагогом - 20 лет. Она во взрослом театре занимается движением и импровизацией. Она приходит к детям, начинает двигаться, но я не чувствую в этих движениях фермента радости. Вот уже задача – научить её делать те движения, которые эту радость дают. Несколько приёмов, несколько провокаций, и она уже совершенно по-другому движется, рот у неё растягивается до ушей – другие ритмы, другие вибрации. Дети мгновенно это чувствуют. Вот и думай, как должен зайти в класс учитель математики, чтобы дети почувствовали эти вибрации?

Я помню, на первом курсе филфака Нижегородского университета им. Лобачевского на первом уроке психологии, когда все студенты шумели и галдели, в аудиторию зашёл какой-то маленький человек. Все думали, что это, как и мы, студент. А он стоит, смотрит, и вдруг начал читать Юрия Кузнецова «Атомную сказку»:

Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошёл в направленье полёта
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

- Пригодится на правое дело! -
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.

И потом два часа тишины. Он рассказывал о важных вещах, задавал интересные вопросы. Как он всё это делал? По-разному. Иногда через поэзию. Существует миллион способов. Я не говорю, что на математику надо приходить с мячами. Может быть, и не надо. А, может, надо, но не каждый раз. Я привёз из института физкультуры штук 200 старых теннисных мячей и высыпал в театре целую коробку. Ох! Надо было видеть глаза детей! Огромное количество жёлтых мячей на чёрном фоне, да ещё лучи солнца. Два часа они играли, пока их не увели на обед. Это целая галактика! И играли они без меня – я просто привёз мячи и вбросил в пространство. Но я наблюдал, как они играют, как они комбинируют, как они составляют пирамидки, когда этих мячей много. Только сложили, а она рассыпается. Они начинают их запихивать в одежду и становятся круглыми, а потом разом высыпают. О-о-о! Счастье-то какое. А это всего лишь простейшие способы работы с предметом.

- Всё, о чём вы рассказываете, пока всё-таки происходит вне урока, во второй половине дня. И лидеры процесса – театральные педагоги. Может быть, можно оставить педагогику искусства и в частности театральную педагогику в зоне дополнительного образования? Как на ваш взгляд?

- Везде по-разному. В нашей школе мало детей, и поэтому возможны уроки искусства в штатной сетке. Можно так подобрать режимы и программы. Но это потому, что детей всего по 5-6 человек в классе. Можно всё дать попробовать в первой половине дня, а уже во второй дифференцировать – кто к чему больше тяготеет. Я когда услышал от Сергея Зиновьевича Казарновского, что у них в «Класс-центре» расписание может начинаться со сценического движения, то позавидовал. Это для меня пока сложная задача. Нужно понять, как это сделать, но это было бы восхитительно, потому что идут точные настройки на весь учебный день. Но дело не только в первом уроке - весь механизм школы надо выстроить под какую-то гармоничную мелодию. Это же организм.

- А что, для не глухих это как-то иначе?

- Да нет, то же самое, безусловно. Просто здесь это острее. В Англии проводится фестиваль собак-инвалидов. С глухими собаками говорят жестами, при этом очень спокойными жестами, и обязательно улыбаются. Инструктор утверждает, что с ними можно только так, и тогда возникает контакт и понимание.

- Если бы перед вами стояла задача вести переговоры с директорским корпусом о необходимости внедрения театральной педагогики, как бы вы аргументировали для своих коллег эту необходимость?

- Мне сложно говорить о директорах массовых школ. Там, наверное, другое видение перспектив. Но мне кажется, что, прежде всего, нужно убедить их в выгодности такого подхода, убедить, что он выведет совершенно на другой уровень, и тут не надо пугаться сложностей. Рано или поздно этим придётся заниматься, потому что это вопросы качества образования. Имеется в виду качество восприимчивости, качество освоения материала. Театральная педагогика даёт высокую результативность. Всё ускоряется, дети быстрее и глубже усваивают материал в состоянии вдохновения. Но какими словами убедить в этом коллег? Мне кажется, нужно убеждать примером, реальными достижениями, детьми. Может быть, для этого нужно создать какой-то очень убедительный фильм. Может быть, и не один. Может быть, для этого нужны какие-то встречи, семинары и конференции. Если говорить про нас, тут есть что показать Можно к нам приехать, смотреть и участвовать. Я каждый день вижу чудеса, которые творят дети. И это очень убедительно. То же самое касается нормально слышащих детей. Самое важное – сохранить естественного ребёнка. Он сам выбирает меру условности. У него получается органично.

С В. Чикишевым беседовала Александра Никитина, кандидат искусствоведения, доцент кафедры эстетического образования и культурологии Московского института открытого образования.

Стандарты – стандартами, но все мы знаем, как много зависит от директора конкретной школы, от его понимания иерархии образовательных ценностей. Увы, не так много директоров, которые понимают жизненную необходимость различных форм художественного образования. И совсем мало директоров не историков и математиков, а музыкантов и живописцев, актеров и режиссеров. Хотя понимать жизненную значимость искусства может, конечно, человек любой специальности. Сегодняшней публикацией мы открываем серию бесед с директорами – художниками и «не художниками», которые занимаются СМИ педагогикой искусства или дают ей простор в своих учебных заведениях. Возможно, их пример окажется «заразительным» для кого-то из коллег.