С. Макарова, кандидат филологических наук, г. Москва

«Музыкальность» поэтического произведения

Уроки литературы, музыки, изобразительного искусства, мировой художественной культуры! Сколько возможностей для сопоставления разных видов искусства, проведения аналогий, анализа одного сюжета в творчестве разных индивидуальностей! «Музыка» стиха, «музыкальность» поэзии, «напевность» лирики, литература и музыка — тема не новая. Но на этот раз хочется поразмышлять о возможных вариантах изучения сформулированной темы как на уроках литературы, так и на уроках музыки, МХК; речь пойдёт не только о трёх чрезвычайно известных «музыкальных» стихотворениях на один и тот же лирический сюжет, но и о трёх популярнейших романсах на эти поэтические тексты.

Итак, поразмышляем вместе на тему «музыки» стиха на примерах произведений: «Я помню чудное мгновенье...» («К ***») А.С. Пушкина, «К.Б.» Ф.И. Тютчева, «Сияла ночь. Луной был полон сад; лежали...» А.А. Фета и их прочтения композиторами XIX в. Подумаем вместе, через какие вопросы лучше построить разговор с учащимися, к каким выводам их подвести. Материалы данной статьи могут быть использованы на уроках по разным темам: «Жанр романса в русской музыке XIX в.», «Русские поэты и композиторы XIX в. о любви», «Поэзия и музыка» и др.

Три указанных выше стихотворения объединяет лирический сюжет: встреча лирического героя с возлюбленной через много лет и возрождение любви, былых чувств — духовное воскресение человека, эмоциональное преображение любовью. Между тем раскрывается этот лирический сюжет у каждого автора по-разному.

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный,
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слёз, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьётся в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слёзы, и любовь.

Разговор учителя с учениками целесообразно начать с содержательных аспектов стихотворения Пушкина. Каковы его темы, мотивы и идеи? Размышляя на тему любви, Пушкин пишет о духовном преображении человека, для автора любовь – это «чудо», «божество», «вдохновенье», сама «жизнь»! Жизнь без любви – художественная антитеза в стихотворении: «без божества», «без вдохновенья», а значит, без творчества и чуда.

Далее логично перевести разговор на лирического героя стихотворения и его возлюбленную. Он – духовно динамичный человек, с богатой биографией, с необычным духовным опытом. Лирический герой то любит, то забывает пережитое, то оказывается «во мраке заточенья», то поражается новой встречей и вновь летит навстречу любви!.. Возлюбленная – «чудо», «мимолётное виденье», «гений чистой красоты»; женщина – явление музыкальное, звучащее («голос нежный»), она зрима и «живописна» («милые черты», «небесные черты»). Две встречи, прошлое и настоящее! Но сердце вновь оживает и устремляется в будущее, в любовь, во всё прекрасное и чудесное! Душа пробудилась и рвётся навстречу новым чувствам!

Почему этот пушкинский текст стал знаменитым романсом, не менее известным, чем поэтический первоисточник? Стихотворение Пушкина отличается удивительной гармони чностью, «музыкальностью», но уже не на уровне содержания (темы, мотивов, идей, лирического сюжета, лирических героев), а на уровне художественной формы (фонетики, синтаксиса, композиции, ритмики). У учащихся можно спросить, что необычного они видят в стихотворении Пушкина , есть ли в нём звуковые, лексические повторы, как взаимосвязаны между собой четверостишия, рифмы. К каким выводам подвести разговор?

Пушкин явно не стремится к фонетической выразительности стихотворения, в произведении отсутствуют более или менее значимые аллитерации и ассонансы. Лексика произведения также необыкновенно проста и безыскусна. Пушкину гораздо важнее выразить динамику чувств и переживаний лирического героя, поэтому стихотворение отличается экспрессивной интонационно-синтаксической структурой.

В тексте содержательно значимы анафоры (еди­ноначатия) почти во всех строфах, повторы фраг­ментов текста («гений чистой красоты» в первом и предпоследнем четверостишии; «без божества», «без вдохновенья» – и варьированный повтор в последней строфе). Указанные повторы подчёр­кивают трёхчастную композицию стихотворения: первая часть – встреча и зарождение любви, вторая часть – разлука, третья часть – ещё одна встреча и возрождение любви. В результате текст Пушки­на воспринимается композиционно органичным, эмоционально богатым, музыкально насыщенным.

Интонациям, синтаксису, композиции вторят ритмические особенности: стихотворение написа­но «лёгким» четырёхстопным ямбом, в строфах наблюдается чередование женских и мужских окончаний и перекрёстная рифмовка. Звучание стихотворения – напевное, гибкое, стремительное, что и было услышано М.И.Глинкой.

Конечно, на уроке обязательно должны звучать и текст пушкинского стихотворения, и романс Глинки «Я помню чудное мгновенье...». Через какие вопросы построить анализ известнейшего романса? Возможны следующие аспекты рассмо­трения: в какие моменты господствующую роль играет мелодия; в какие – ритмические особен­ности; а в какие – особую значимость приобретает аккомпанемент? Сколько частей в романсе Глинки вы можете выделить? Почему в романсе повторя­ются последние двустишия строф? Какие чувства хотел выразить композитор? Глинка просто идёт вслед за текстом Пушкина или создаёт собственное прочтение произведения?

К каким выводам подвести учеников в ходе анализа романса Глинки? Композиция романса Глинки, как и стихотворения Пушкина, трёх­частна. Настроение романса меняется вслед за развитием лирического сюжета стихотворения, но в целом оно радостное, светлое, мажорное. Вслед за лучезарной первой частью звучит драматичная середина, которая перерастает во взволнованную и оптимистичную заключительную часть. Глин­ка вместе с Пушкиным утверждают силу любви, «чудо» этого чувства, духовное возрождение. Бесспорно, чтобы эти идеи были музыкально подчёркнуты, Глинка использует композицион­ные повторы двустиший стихотворения. В целом композитор с огромной бережностью относится к пушкинскому тексту, но вместе с тем обогащает его всевозможными музыкальными средствами, присущими камерно-вокальному жанру романса1.

Совсем иначе выстраиваются стихотворение Ф.И.Тютчева «К.Б.» и старинный русский романс на этот текст, в основе которых тот же лирический сюжет: повторная встреча, пробуждение души и возрождение любви:

Я встретил вас — и всё былое

В отжившем сердце ожило;

Я вспомнил время золотое —

И сердцу стало так тепло...

Как поздней осенью порою

Бывают дни, бывает час,

Когда повеет вдруг весною

И что-то встрепенётся в нас, —

Так, весь обвеян дуновеньем

Тех лет душевной полноты,

С давно забытым упоеньем

Смотрю на милые черты...

Как после вековой разлуки,

Гляжу на вас, как бы во сне, —

И вот — слышнее стали звуки,

Не умолкавшие во мне...

Тут не одно воспоминанье,

Тут жизнь заговорила вновь, —

И то же в вас очарованье,

И та ж в душе моей любовь!..

1870

Анализ поэтического текста целесообразно построить по тем же содержательным и худо­жественным параметрам, что и в предыдущем случае. Итак, что можно сказать относительно содержательных нюансов? Стихотворение Тютче­ва написано на тему любви. В основе лирического сюжета встреча, которая навевает воспоминания о былом знакомстве и прежней любви. Но мотивы, сопровождающие и тему, и лирический сюжет, не­сколько иные: новая встреча подобна «весне позд­ней осенью», она как «дуновенье» после «вековой разлуки». Любовь не покидала лирического героя, она жила в его сердце, но зазвучала с небывалой силой после неожиданной встречи.

У лирического героя Тютчева не было тех судьбо­носных испытаний и трагических событий, которые отличали духовную биографию пушкинского лири­ческого героя. Он философичнее, аналитичнее, его жизнь проще и понятнее. Но интерпретация темы любви одинакова в двух стихотворениях: любовь – чудо, возрождение души, воскресение истинной жизни. Впрочем, и образы возлюбленных тоже мак­симально похожи: «милые черты», «очарованье»  – вот то, что их сближает и заставляет восхищаться.

Вместе с тем с художественной точки зрения стихотворение Тютчева сделано совершенно иначе. Оно не менее «музыкально», чем произведение Пушкина. Попытаемся услышать «музыку» стиха в тех же самых структурных элементах, что и в стихотворении Пушкина.

Тютчеву важна звуковая экспрессия поэти­ческого текста, поэтому он охотно обращается к ассонансам (повторам ударных гласных звуков), благодаря которым стихотворение как будто по­ётся: «Так, весь обвеян дуновеньем// Тех лет душевной полноты» (ассонанс «Е»). Кроме того, в таком небольшом по объёму стихотворении Тютчев использует три сравнения: «как поздней осенью», лирический герой словно «обвеян дуновеньем», «как после вековой разлуки». Сопоставляя про­изведение Тютчева с пушкинским «К***», нужно сказать, что Тютчеву дорого не только богатство прямого лексического значения слова, но и пере­носного, в стихотворении Тютчева встречаются эпитеты («время золотое»), олицетворения («жизнь заговорила») и др.

И всё-таки наиболее «музыкальным» элементом в произведении Тютчева становится интонационно-синтаксический приём анафоры (единоначатия): «Я встретил», «Я вспомнил», в последней строфе две анафоры. Повторы в начале фрагментов текста, подобно музыке, акцентируют основные созвучия, словосочетания, мотивы, образы стихотворения и вместе с тем влияют на композицию произведения. Лирический герой Тютчева настолько захвачен встречей с возлюбленной, что он практически за­бывает о том, что было раньше и сосредоточивается на своих эмоциях в настоящем. Его переживания нарастают от первой строфы к последней, которую можно рассматривать как кульминационную. Потому композиция тютчевского стихотворения «однолинейная», романсная, сквозная, одночаст­ная. Всё подчиняется единой мелодии развития с заключительной кульминацией.

Что мы слышим в старинном русском романсе на слова Тютчева? С этим вопросом можно обра­титься к учащимся после анализа стихотворения. Романс звучит в медленном темпе, он написан в куплетной форме с многочисленными повторами, мелодическая линия достаточно однообразная, а аккомпанемент не отличается гармоническим раз­нообразием и представляет собой последователь­ность узнаваемых аккордов. Другими словами, композитор сильно обеднил поэтический шедевр Тютчева, схематизировал его и композиционно, и мелодически, и метроритмически. Стихотворение Тютчева значительно экспрессивнее и «музыкаль­нее» само по себе, чем его музыкальное прочтение. Если ученики смогут привести какие-то дополни­тельные или противоположные аргументы, нужно обязательно их учесть и включить в беседу.

Наконец, есть ещё одно известнейшее стихотворение с таким же лирическим сюжетом: «Си­яла ночь. Луной был полон сад...». Но, как это ни парадоксально, у фетовского стихотворения совершенно другая «музыка» стиха, как и его ка­мерно-вокальная интерпретация.

Сияла ночь. Луной был полон сад; лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали,

Как и сердца у нас за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты одна — любовь, что нет любви иной,

И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца, и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

1877

Итак, лирический герой Фета, как и у Пушки­на, и у Тютчева, встречается с возлюбленной во второй раз и снова переживает духовное возрож­дение, эмоциональный подъём. Но лирический герой Фета более эмоциональный, страстный, он одинаково хорошо помнит обе встречи, которые похожи и равнозначны для него. Более того, лю­бовные переживания лирического героя представ­лены в единстве с жизнью природы: ночь, луна, лучи. В природе всё божественно, прекрасно – и в жизни человека тоже. Пожалуй, содержательно фетовский текст самый «музыкальный», так как тема любви, раскрытая как чудо, красота мира, единство с природой, встроена к тому же в звуча­щую музыку, пение, фортепианное сопровожде­ние. И ночь, и любовь, и музыка захватывают так, что хочется «жить», жить так, чтобы «любить, обнять и плакать над тобой».

Лирический герой Фета – увлечённый, му­зыкальный; его возлюбленная – источник всех его прекрасных переживаний, она дарит ему и музыку, и жизнь. Потому фетовское стихотво­рение, по сравнению с пушкинским и тютчев­ским, буквально «перенасыщено» музыкой и содержательно (темы, мотивы, идеи, образы),  и художественно.

Далее, как и в случае с предыдущими стихотворениями, разумно обсудить «музыку» сти­хотворения Фета на уровне формы. Что даёт основание назвать стихотворение Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад» «музыкальным»? Размышления с учащимися лучше подчинить условной «методической схеме», которую можно использовать при анализе и других поэтических текстов. С одной стороны, Фет увлечённо обраща­ется к аллитерации (повтор согласных звуков). Фоника стиха действительно привлекает поэта-музыканта (определение П.И.Чайковского): «Ро­яль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали, //

Как и сердца у нас за песнею твоей...» – контраст повторяющихся «р» и «с». Фет не злоупотребляет яркими тропами: эпитетами, метафорами, синек­дохами. Как и Пушкин, Фет дорожит прямым лексическим значением слова.

Вместе с тем, подобно Пушкину и Тютчеву, Фет максимально выразительно выстраивает интона­ционно-синтаксическую структуру и композицию текста. Фет мастерски владеет анафорой, которая создаёт запоминающиеся мелодические обороты, как и в музыке, направляет интонационное раз­витие стихотворения к определённым идейным акцентам и образным доминантам: в третьей стро­фе анафорический союз «и», в третьем и четвёртом катрене анафора «что».

Но в своём «музыкальном» тексте Фет исполь­зует ещё и эпифору – повтор в конце фрагментов текста. В заключении второго и четвёртого чет­веростиший повторяется фраза «Тебя любить, обнять и плакать над тобой». Эпифора в стихот­ворении Фета подчёркивает лирический сюжет: герой встречается с возлюбленной дважды. Вместе с тем эпифора совершенно очевидно структуриру­ет двухчастную композицию стихотворения: две встречи, две эмоциональные волны, прошлое – настоящее, лирический герой – его возлюбленная.

Старинный русский романс, написанный на «му­зыкальное» стихотворение Фета Н.Ширяевым, сохраняет двухчастную структуру. После про­слушивания романса в классе можно обратиться к ученикам с вопросами не только о композиции, но и, подобно другим случаям, о мелодии, ритми­ческом рисунке, аккомпанементе, о выраженных чувствах и переживаниях, общем настроении, развитии образов. Надо прямо сказать, что Ши­ряев во многом следует за нюансами фетовского стихотворения: музыкальный размер 4/4 со­относится с поэтическим ямбом, стихотворные строки соответствуют музыкальным фразам, а структурные части романса – двухчастной ком­позиции стихотворения. Ширяеву удаётся не так прямолинейно и бескомпромиссно передать экспрессию поэтического текста Фета, по сравне­нию со старинным романсом на слова Тютчева. И всё-таки следует признать, что фетовское стихот­ворение звучит самоценной мелодией, Ширяев «сковывает» свободное эмоциональное развитие строгими границами двухчастной композиции, основанной на репризе, романс звучит медленно, тяжеловесно, мелодическая линия не отличается убедительными и запоминающимися интонация­ми, а ритмика и вовсе подчинена музыкальному метру. «Музыка» фетовского стихотворения оста­лась недовоплощённой и растворилась во встреч­ном музыкальном движении романса.

Таким образом, три поэтических текста на один и тот же лирический сюжет одинаково «шедев­ральны». Пушкин, Тютчев, Фет пишут о возрож­дении любви как о чуде, духовном преображении. Вместе с тем художественные решения лирическо­го сюжета совершенно различны, прежде всего, с точки зрения оформления эмоционального ряда, структурирования «диалектики души», а значит, поэтической композиции.

А вот камерно-вокальные интерпретации поэтических шедевров художественно неодно­родны. Романс М.И.Глинки навсегда останется равнозначным пушкинскому стихотворению, это непревзойденный образец композиторского прочтения «музыки» стиха Пушкина! В то время как старинные русские романсы на слова Тютчева и Фета – пусть достаточно известные и любимые – всё-таки не соответствуют художественному уровню поэтических текстов и далеко не всегда отражают «музыку» стиха и содержательное бо­гатство литературных  первоисточников.

Размышляя с учащимися на тему «музыки» стиха, «музыкальности» лирики в курсе самых разных школьных дисциплин, в разных классах и в различных контекстуальных связях, следует помнить, в первую очередь, о самой музыке и обязательно слушать в школе и поэтическую речь, и музыкальные произведения. Это могут быть не только романсы, но и инструментальная музыка, которая по каким-то параметрам перекликается с изучаемыми темами и произведениями. При этом музыкальные сочинения, безусловно, должны быть прокомментированы, более того, – с эле­ментами профессионального анализа. Думается, что вопросы для анализа музыкальных произве­дений в методических целях удобнее объединить в два крупных блока: вопросы по содержанию музыкальных сочинений (образы, чувства и пере­живания, развитие мелодических линий, идеи) и анализ художественных особенностей (мелодика, гармония, метроритмика, композиция произ­ведения).

Раскрытие темы «музыкальности» поэзии тоже предполагает обязательное владение навы­ками профессионального исследования текста, его комплексного анализа в единстве содержания и формы. Учащиеся должны избегать красивых ме­тафор, параллелей и ассоциаций в размышлениях на эту сложнейшую тему. Задача учителя сфор­мировать у учащихся профессиональные подходы к теме «музыка» стиха. Сложные эстетические явления не терпят простых подходов и требуют нестандартных профессиональных решений. «Му­зыкальность» поэзии – это не удобная метафора, эффектное определение; это «музыкальные» мето­дики, поэтические исследования, это гармоничная «музыка» в душе учителя и ученика, ведущая к профессиональному успеху.

От редакции.

Редко кому приходило в голову сочинить стихи на уже написанную музыку, а вот музыка к стихотворению – романс на стихи такого-то – один из популярнейших жанров последних веков. Наверное, романс рождается как благодарный отклик музы­канта, который испытывает потребность на своём языке засвидетельствовать, что сти­хотворение оказалось созвучно его душе. Но (боюсь, многие с этим не согласятся!) с позиции слушателя-читателя большин­ство таких опусов трудно признать вполне удачными.

Правда, когда стихотворение «просто хорошее» или «среднее», то талантливая музыка может обогатить и оживить его. Но, когда речь идёт о вершинах поэзии, где всё выразимое и невыразимое воплощено в смысле, звучании и ритме слова, о стихотво­рениях, которые и сами уже организованы как музыкальные структуры особого рода, статус «романса на стихи…» становится сомнительным. Порою кажется, что ком­позитор с самыми добрыми намерениями просто следует за текстом, который и без него хорош. Иногда даже «виснет» на нём, необоснованно затягивает дело, ослабляя энергию поэтической речи. Иногда много­значительно «подтверждает» что-то, что и так понятно… В лучшем случае – не портит. Бывают, конечно, исключения (например, «Ещё в полях белеет снег» Тютчева и Рахма­нинова), но это именно исключения.

Признаюсь: мне – не музыканту – приятно было найти в статье подтверждение давно сложившейся у меня оценки романса Глинки «Я помню чудное мгновенье». По моему убеждению, это ред­чайший, а, может, и единственный пример, когда композитор не «иллюстрирует» Пушкина, не «аккомпанирует» Пушкину, а создаёт конгениальную музыку, которая вносит нечто сверх того, что выражено в самих словах. Не менее приятно привести по этому поводу фрагмент детских воспоминаний великого Павла Флоренского.

«Наиболее привлекательным для меня было… то, чего я действительно не пони­мал, что вставало передо мною загадочным иероглифом таинственного мира. Таковым был любимый мною романс Глинки на слова Пушкина «Я помню чудное мгновенье». В нём я ничего не понимал, но зато остро ощущал, что тут-то и есть фокус всего изящества… Особенно знаменательным представлялось слово, в котором я не без основания предугадывал самую вершину всего пленяющего: «Как мимолётное ви­денье, кагени чистой красоты». Что это значит, это «кагени», я не только не знал, но и не старался узнать, ибо чувствовал, что никаким пояснением не увеличится моё понимание этого иероглифа превосходящей всякую земную меру… красоты. «Кагени» было символом бесконечности красоты, и, как я прекрасно понимал, любое разъясне­ние лишь ослабит энергию этого слова. И в самом деле, не в том ли художественное совершенство стихов, музыки и всего про­чего, что сверх-логическое их содержание, не уничтожая логического, … превосходит его безмерно и, как язык духов, детскому, вообще не рационализирующему восприя­тию доступно даже более, чем взрослому. В частности, этот романс мне когда-то пришлось взрослым слышать в исполнении Олениной-Д , Альгейм… И во мне всколыхну­лось то же чувство, но теперь уже созна­тельно. Мне думалось: Пушкин с музыкой Глинки в исполнении Олениной – тройное творчество величайших представителей каждой из областей русской культуры, воз­носящейся помощью и силой другого. Да и у них, этих представителей, не одно из творческих деяний, а чистейшая сущность всего их творчества. Какой уплот­нённый фокус культуры, в коротком романсе замкнувший целый век расцвета русского искусства. Не без причины таким огромным и духовно веским казалось мне «чудное мгновенье» с пелёнок».

А.М.