Увы, подобные воспоминания уже успели пре­вратиться в сладкий сон, уступивший место суро­вой действительности. Во многих школах о кон­курсе забыли думать, с трудом "выполняя план" и приглашая всех желающих. Стремление родителей отдать всех девочек и даже некоторых мальчиков "на музыку" уступило место другим, быть может, не менее благородным намерениям обучить их балету, фехтованию, гимнастике, фигурному катанию и конечно же английскому языку. 4зачем моей дочери Ваша музыка? – то и дело слышишь из уст особо практичных мам. – Если отдать её на хореографию, так хоть осанка будет хорошая. Спорт воспитывает характер, учит преодолевать препятствия и воспринимать неудачи как стимул к дальнейшему росту. Ну а про английский и спорить нечего. Как говорят сами англичане, it’s а must, то есть необходимость, которую не обсуждают.

Возражая родителям-прагматикам, мы взыва­ем ко многому: к традициям, которые нехорошо нарушать, к развитию эстетического вкуса и эмо­циональной отзывчивости, которые непременно принесёт музыка, к отвлечению от мерзких соблаз­нов улицы и полезному применению свободного времени, и, наконец, к светской привлекатель­ности барышни, играющей на рояле, скрипке или арфе. Даже на гитаре, в конце концов. Последний аргумент звучит вполне убедительно: как призна­вался Дюк Эллингтон, выдающийся мастер джаза, последней каплей, склонившей часу весов в пользу музыки, была его неизменная популярность у де­вушек, которые, заслышав звуки рояля, спешили продемонстрировать пианисту свою симпатию.

Готовясь подробнее изучить нашу аргумента­цию в пользу музыкальных занятий, нельзя не вспомнить более отдалённое прошлое, когда музы­кальное образование занимало свое почётное место рядом с арифметикой, геометрией, риторикой и прочими свободными искусствами. В средние века музыка была такой же неотъемлемой частью вос­питания и обучения, как латынь и начала точных наук. И здесь она была наследницей греческой античности, когда образование юноши нельзя было помыслить без владения игрой на кифаре, авлосе и лире. Спорт и грамматика от такого соседства вовсе не страдали, а, напротив, только выигрыва­ли. В Европе и России времен Просвещения и ро­мантизма, в XVIII и XIX столетии, эти старинные традиции горячо поддержали: все благородные дамы и кавалеры владели игрой на музыкальных инструментах и навыками пения.

Почему столь большое внимание в образовании дворянской молодежи отдавали искусству? И нель­зя ли было за счёт того, чтобы исключить его, как это предлагают сделать сегодня, усилить внимание к языкам и точным наукам? Ведь и тогда благо­родные мужи видели продолжение своей карьеры отнюдь не в оркестрах или на оперной сцене, но в армии и на государственной службе. К чему же тогда было терять время, бренча на фортепиано и напевая романсы, когда можно было зубрить спряжения немецких и французских глаголов и решать математические задачи? И зачем уделять столь большое внимание искусству, когда в даль­нейшей жизни и карьере оно не сыграет существен­ной роли? Нетрудно догадаться, что современная система образования ищет ответы на те же вопро­сы, только ответы эти, судя по всему, коренным образом отличаются от тех, что давали в прошлом.

В самом деле, насколько известно из истории, система образования "с гуманитарно-эстетическим уклоном" отнюдь не помешала Галилео Галилею, Исааку Ньютону или Рене Декарту стать великими мыслителями, математиками и физиками. Михай­ло Ломоносов, постигший начала естественных наук отнюдь не в детском возрасте, никуда не опоздал. Но это редкие гении, которые и тогда и теперь очень многое могут освоить самостоятельно. Так неужели педагоги прошлого всё-таки за­блуждались, и куда лучше было бы сразу обратить внимание на "полезные" занятия, не тратя время попусту? Такого рода сомнения всё более овладева­ли умами по мере развития механики и техники: изумившись успехам точных наук, которые дали миру телефоны, телевизоры, самолёты, ракеты и даже компьютеры, учителя ХХ века с лёгкостью предали прежних богов и отдали пальму первен­ства физике, химии, биологии и царице их – мате­матике. Даже владение родным языком перестало считаться таким уж важным, когда ошибки можно исправить на компьютере, а навыки письменной речи ограничить щебетанием в Твиттере.

Так кто же прав: педагогика многих веков и ты­сячелетий, которая настаивала на необходимости гуманитарного и эстетического воспитания для всех, в особенности же для тех, кто станет элитой общества, или педагогика последнего столетия, с лёгкостью необыкновенной бросившаяся в объятия точного знания? Ответ, судя по всему, готова дать сегодняшняя экономика: осознав и увидев новое направление общественного развития, набравшее силу со второй половины ХХ века, современная педагогика вот-вот готова вернуться "на круги своя" и отказаться от технократического уклона, взятого ею в последние десятилетия.

Креативная индустрия и новые образовательные приоритеты.

Так что же произошло? Ведь на протяжении ХХ века благодаря всеобщему техническому об­разованию удалось воспитать целую армию ква­лифицированных рабочих и техников, а также инженеров средней руки и учёных-ремесленников. Сотни тысяч эксплуатационников готовы произ­водить, чинить и настраивать многочисленные машины, приспособления и устройства. Некоторое время назад ещё казалось, что эксплуатационники-­исполнители, воспитанные современной системой образования, весьма далекой от искусства, ещё долго будут передовым классом и двигателем прогресса. Однако совсем недавно человечество преподнесло самому себе большой сюрприз в виде наступления постиндустриальной эры или эпохи информации. Передовым отрядом общества стал так называемый "креативный класс", взращен­ный и вызванный к жизни новой "креативной индустрией". Уже не "заводы, газеты и пароходы" являются ныне знаменем движения вперёд, а нечто иное, о чём написана нашумевшая книга Ричарда Флориды "Креативный класс: люди, которые ме­няют будущее".

Вот на что обращает внимание автор этой книги: "Креативные или творческие индустрии (creative industries) – ключевой сектор современной эконо­мики. К ним относят кино, музыку, изобразитель­ные искусства, исполнительские искусства, гале­рейный бизнес, моду, издательское дело, рекламу, дизайн, архитектуру, компьютерные технологии и т.п.я. Нетрудно догадаться, что всё вышеперечис­ленное и претендующее на роль передовых отрас­лей экономики обращено к человеку и стремится повлиять на него, формируя его вкусы, привычки и потребности". Как бы варьируя мысль Ричарда Флориды и откликаясь на неё, английский пре­мьер Гордон Браун заметил: "Познкомившись с последними статистическими данными, я обратил внимание на то, что уже не аэрокосмическая от­расль или кораблестроение ведут за собой нашу экономику, а музыка, кино и дизайн одежды".

"Индустрия влияния" – вот как можно было бы назвать эти недавно набравшие силу отрасли. Если в прошлом победителем был тот, кто сумел произ­вести нечто нужное и востребованное, то сегодня им становится тот, кто сумел убедить общество сделать выбор в свою пользу; тот, кто сумел создать новые потребности и удовлетворить их. Сегодня успешен тот, кто смог не сделать, а продать; не изготовить вещь, а, завладев умами, заставить общество ждать ее появления и смести с прилавков; не умножать уже известное, а дать нечто новое, способное за­интересовать и увлечь. Сегодня правят бал не те, кто производит и штампует, а те, кто изобретает и созидает всё, что способно стать инструментом воздействия на людей через общение, будь то сред­ства связи, социальные сети или модные тренды в музыке, кино и дизайне. Индустрия воздействия на умы, индустрия убеждения от телевидения до компьютерных игр набирает обороты. Иными сло­вами, те, кто может и умеет заставить нас смеяться и плакать, радоваться и сопереживать, желать и не желать, сегодня востребованы как никогда. Кто же эти счастливчики? На этот вопрос с цифрами в руках отвечает Ричард Флорида: "Число учёных и инженеров за полстолетия выросло на 450°/о – с 1950 по 2000 год оно увеличилось с 400 до 1800 человек на 100000 населения. Рост числа людей, работающих в области культуры и художественно­го творчества, за тот же период вырос на 375°/оя. Для краткости мы можем назвать их всех творца­ми, творческими личностями или обладателями копирайта. Именно они, созидатели нового в науке, технологиях, искусстве и рекламе претендуют сегодня на самые лакомые куски общественного пирога. Причём людям искусства здесь принадле­жит первое слово: они определяют, что, как и зачем будет преподнесено обществу, то есть содержание информации, её сущность. Люди науки обеспечи­вают средства распространения этой информации, совершенствуя их, будь то мобильные устройства или способы формирования интернет-сообществ, инструменты записи и фиксации информации или средства её трансляции. И пока консервативная и громоздкая по самой своей природе система об­разования плетётся в хвосте у прогресса, пытаясь следовать инерции прошлого, новые или хорошо забытые старые идеи будят педагогическую мысль".

Первыми устремились навстречу новому спе­циалисты ЮНЕСКО. Нелишне напомнить, что ЮНЕСКО в переводе означает "отдел организации объединенных наций по образованию, науке и культуре". С трибуны конгресса ЮНЕСКО "Ис­кусство в образовании", собравшемся в Лисса­боне в 2006 году, прозвучала назревшая мысль: 4Искусство – не довесок и не помеха образова­тельному процессу, а его двигатель, катализатор и локомотив. Без художественного образования всякое иное образование неполно, половинчато и неэффективном. Обратившись к примеру передо­вых стран, идущих впереди всей планеты по кон­курентоспособности, поклонники художественного образования для всех сумели доказать, что успехи Финляндии, Японии или Южной Кореи прямо свя­заны с доступом детей и подростков к искусству, которое обеспечивает государство. Так, в той же Финляндии на протяжении многих лет налоги от шоу-бизнеса направляются на всеобщее музыкаль­ное образование, чтобы каждый мог научиться играть на музыкальном инструменте без удара по семейному бюджету. Осознав безусловный приори­тет эстетического воспитания, финское общество всеми силами поддерживало педагогов-музыкантов и других служителей муз: даже в кризисные годы, когда безработица в среднем по стране достигала 17°/о, среди учителей музыки безработных не было.

В Японии и Южной Корее не только не ограни­чивают долю искусств в школьной программе, но по возможности усиливают их влияние на подрас­тающее поколение за счёт множества внеклассных художественных занятий. Посещения музеев всем классом, перформансы и прочие реакции на увиденное в тех же самых залах под руководством учителя, занятия в школьном оркестре или хоре после уроков давно стали естественной нормой в образовательных системах ~азиатских тигров. заслушав множество докладов, лиссабонский конгресс сделал вывод о том, что дальновидные государства наращивают свой "человеческий ка­питал", умножая и активизируя художественное образование и готовясь к наступлению века инфор­мации и креативной индустрии; недальновидные государства, преследующие лишь сиюминутные выгоды, урезают долю искусств в школьной про­грамме, не задумываясь о последствиях.

Следующий конгресс ЮНЕСКО в Сеуле, посвя­щённый искусству и образованию и прошедший в 2010 году, лишь усилил наметившуюся тенденцию креабилитациим искусства и его внедрения во всеобщую образовательную практику. Профессора Мичиганского университета Мэри и Роберт Берн­стайны представили результаты своего исследо­вания, где они пытались увидеть составляющие успеха Нобелевских лауреатов в науке, литературе и политике за последние сто лет. Что же объедини­ло этих столь разных людей, признанных в столь различных областях деятельности? Нетрудно догадаться, что это было полученное в детские годы художественное образование и любительские занятия искусством на протяжении всей жизни. Все властители дум, признанные Нобелевским ко­митетом, были страстными и последовательными любителями искусств, причём не только в роли слушателей и зрителей, но и в роли творцов. Му­зыкантов среди них оказалось непропорционально много во главе со скрипачом-любителем Альбертом Эйнштейном. Черновой вывод из приведённых авторами доклада данных напрашивается сам со­бой и совпадает с опытом стран-лидеров: "Худо­жественное образование вообще, и музыкальное в частности, является сильнейшим катализатором и стимулятором умственной деятельности, к чему бы эта деятельность ни относилась – к науке, по­литике или литературе".

Теперь дело за малым: доказать обществу с по­мощью последовательной и научно обоснованной рекламной кампании, что без художественного, и прежде всего музыкального, образования, как "без воды" – "и ни туды и ни сюды". Слоган для педагогов-музыкантов в связи с этим легко сфор­мулировать, и хотелось бы, чтобы они приняли его без возмущения и сожаления, а напротив, с энтузиазмом. Итак: кучиться музыке не для того, чтобы быть музыкантом, а чтобы быть лучшим в любой профессии.

Музыкальное образование –питательная среда для Мозга и гарантия жизненного успеха

Музыка и творчество; музыка и математика.

Начнём с того, что музыка – древнейшее из искусств. Она старше, чем тотемические изобра­жения богов, старше, чем наскальные рисунки на древних пещерах; музыка старше, чем рели­гиозные ритуалы, что включали в себя все виды искусств сразу – и пение, и танец, и театрально-декоративные элементы. В отличие от музыки, все виды искусств нуждаются в дополнительном подспорье в виде инструментов и материальных объектов; даже древние религиозные ритуалы требуют определённого сценария и средств его во­площения. Одна лишь музыка, кроме нашего соб­ственного голоса, ни в чём не нуждается; и танцы, что сопровождали древнейшие песнопения, тоже не нуждались ни в чём, кроме наших собственных движений. Поэтому, пока другие виды искусств лишь собирались явиться на свет, музыка уже существовала, удовлетворяя потребности древнего человека в общении с богами и другими людьми. Так вместе с музыкой, в теснейшем союзе с нею формировался наш мозг и росли наши творче­ские силы. Музыка – своего рода начало начал человеческой цивилизации, древнейшая колыбель культуры, и, общаясь с нею, мы припадаем к сво­им истокам и питаемся ими. Вот почему музыка обладает такой огромной силой воздействия на душу и ум человека, формируя его интеллект, эмоциональный мир и творческие способности.

Психологам и педагогам известен принцип обучения и воспитания, называемый филогене­тическим. Название это происходит от понятия "филогенез", или исторический путь развития человечества. Прочна и нераздельна связь фило­генеза с другим фундаментальным понятием, называемым "онтогенез", или развитие челове­ческой личности от детского возраста к зрелости. В науке господствует представление о том, что онтогенез – это своего рода краткое повторение филогенеза: человек в своем развитии проходит те же стадии, что прошло всё человечество. И эта за­кономерность касается всех видов деятельности и всех сторон разума: то, как человек овладевал этой деятельностью в процессе своего исторического становления, какие ступени прошёл homo sapiens на этом пути, прямо и непосредственно отражает­ся в том, как ребёнок овладевает теми же видами деятельности, через какие стадии проходит путь его развития. Всякому педагогу, вероятно, полезно будет время от времени вспоминать эту закономер­ность и опираться на неё: то, чем человечество овладело раньше, раньше должен овладеть и уче­ник; более поздние навыки, явившиеся позднее на историческом пути развития цивилизации, должны позднее осваиваться учащимися. Возмож­ны ли тогда сомнения по поводу того, чем должны раньше заниматься младшие школьники – наукой или искусством? Конечно, искусством, и в частно­сти музыкой, поскольку искусство старше науки, а музыка старше других искусств, в силу чего и растущему мозгу удобнее и естественнее начинать путь своего интенсивного развития, отталкиваясь от исходной точки, от корней, от начала начал, не­жели сразу пытаться овладеть основами научного мышления хотя бы в виде арифметики и родного языка. Если интеллектуальные навыки будут пре­подноситься маленькому человеку одновременно и художественными и музыкальными, то учёба пойдет легче, и растущий ум будет развиваться с меньшим напряжением.

Во второй половине ХХ века психологическая наука открыла фундаментальную закономерность: все открытия и достижения человечества, равно как и повседневная умственная деятельность, тре­буют согласной работы двух мозговых полушарий – левого и правого. Правое полушарие заключает в себе наши творческие импульсы: фантазию, воображение и образные представления, в том числе и пространственные. Оно более интуитивно, эмоционально и неподвластно логике. Левое же полушарие, напротив, более разумно, рациональ­но: если правому полушарию ближе синтез, то левому – анализ. Если правое полушарие мыслит нерасчленённо-целостно и спонтанно, то левое – последовательно и системно. Творческие порывы и смутные прозрения, зародившись в правом по­лушарии, получают своё развитие и оформляются в левом, дабы предстать в понятном для других людей виде. Ядро и связи, составляющие идею, рождаются в правом полушарии, однако воплоща­ются посредством одного из известных нам языков – словесного, музыкального или математическо­го – в левом полушарии. Без согласной работы и взаимопонимания между полушариями человек и человечество ничего не могли бы создать и все замыслы остались бы невоплощёнными.

Природным мостом между двумя полушариями является так называемое "мозолистое тело" мозга, или по-латыни, corpus callosum. Группа учёных под руководством Готфрида Шлауга (Gottfried Schlaug) пришла в ходе своих исследований к про­стому и вместе с тем ошеломляющему выводу, приём открытие это относится к совсем недавнему времени, а именно к середине девяностых годов. Оказалось, что совсем недолгие занятия музыкой, например в течение года по часу в день, приводят к радикальным изменениям в структуре мозга: corpus callosum ребёнка увеличивается на целых 25°/о. Гигантский скачок, огромное преимущество! Те из нас, чьё "мозолистое тело" лучше выполняет свои функции передатчика информации между правым и левым полушариями мозга, имеют зна­чительное преимущество во всякой творческой деятельности, ибо связь между полушариями, укрепляясь и разрастаясь под воздействием му­зыки, необходима отнюдь не только в музыке и не только в искусстве. Творчество всеохватно: более эффективная работа мозга, связанная с со­гласной работой обоих полушарий, даёт лучшие возможности для выражения своих идей и твор­ческих намерений во всём, к чему бы эти идеи и намерения ни относились. Если ребёнок отдал музыке несколько лет, скажем, будучи младшим школьником, возможности его мозга неизмеримо возрастут. Это ли не аргумент в пользу всеобщего музыкального образования!

Думая о том, что разнообразные творческие процессы должны протекать у занимающихся музыкой детей более гладко, нельзя забыть о волнующей всех родителей математике. Ведущая школьная дисциплина, обязательная составляю­щая ЕГЭ, необходимейшая опора всякой научной деятельности и, шире, всякого логического мыш­ления. Оказывается, и здесь музыка приходит на помощь мозгу, пытающемуся освоить математиче­ские навыки. Не случайно многократно замечено, что среди любителей музыки, и даже любителей страстных и преданных, непропорционально ве­лика доля учёных – математиков, физиков, изо­бретателей и прочей технической элиты. Музыка, как и математика, – субстанция абстрактная. Подобно математике, музыка не имеет прямых аналогов в окружающем мире: она, строго говоря, не относится ни к чему вне человека и является его абсолютным и полным созданием, в котором он прямо не подражает природе. Пение птиц и шум волн, пожалуй, можно вынести за скобки, ибо доля "изобразительной музыки" по сравнению с остальной чрезвычайно, неизмеримо мала. Сопо­ставления величин, пропорции и разнообразные отношения элементов в значительной степени формируют и музыку, и математику. И та и другая область отсылает к иерархии, когда отношения и связи одного порядка являют собою часть, долю, аспект отношений другого, более высокого, по­рядка. При этом один ряд связанных между собою величин, чисел, фигур, мотивов или фраз встраи­вается как часть в другой ряд отношений более крупных величин, чисел, фигур, мотивов и фраз.

Чрезвычайно влиятельны и в музыке, и в ма­тематике пространственные отношения. На них построена целая наука внутри математики – гео­метрия. Благодаря весомости пространственных отношений архитектуру в течение столетий при­выкли называть "застывшей музыкой". И музыка, и архитектура – суть форма, совокупность орга­низованных частей и разделов, где значительную роль играет всякого рода симметрия. Занимаясь музыкой, человек незаметно тренирует и развива­ет свое пространственное мышление; он постоянно опирается на пространственные представления. Глядя на клавиатуру рояля и гриф струнных ин­струментов, организуя движения своих рук в соот­ношении с клавиатурой и грифом, нажимая клапа­ны духовых инструментов и осваивая их располо­жение, двигая смычок по струнам – совершая все эти действия многократно и постоянно, ребёнок, ученик, и вообще любой музыкант, независимо от уровня мастерства, развивает своё пространствен­ное мышление. Более того, обучаясь нотной гра­моте и пользуясь нотной записью, человек делает то же самое: вот его взгляд начинает движение с левого верхнего угла нотного разворота, доходит до конца листа и переносится в правый верхний угол для того, чтобы оказаться через некоторое время в правом нижнем углу. А в это время двигательный эквивалент нотного текста является на свет, давая жизнь звучанию: считывая пространственный образ, представленный точками, палочками и хвостиками на нотном стане, музыкант обращает их в движения рук, рождающие звуковые образы. Даже дирижёрские жесты, побуждающие играть нотный текст определённым образом, тоже суть пространственные узоры, обращаемые в звук. Как же активно должно развиваться пространственное мышление учащихся-музыкантов, если оно задей­ствовано везде и всегда, чем бы они ни занимались, будь то игра соло или в ансамбле, игра по нотам или по слуху, черновое разучивание или концерт­ное исполнение... И рядом с пространственным мышлением, исподволь и незаметно, развиваются математические способности, которые используют те же интеллектуальные ресурсы, сходные навы­ки, аналогичные мыслительные операции. При одном весьма приятном условии: чтобы развивать пространственные представления, музыканту не нужно решать задачи, морща лоб и терзаясь от собственного бессилия. Он музицирует, творит, наслаждается искусством, пока его мозг совершает столь необходимую, ценную, но не обременитель­ную работу.

Нельзя не вспомнить еще один важнейший элемент, на котором строится родство музыки и математики. Речь идет о трансформации, произ­водности, когда из одних выражений и цепочек элементов буквально на глазах последовательно и логично рождаются другие выражения и цепочки элементов, безусловно родственные, производные, являющие собою варианты уже сказанного, про­должающие и развивающие уже найденные связи и отношения и строящие на них новые связи и отношения, прямо вытекающие из прежних. В математике постоянно, будучи построенными на определённых условиях, возникают возможные при данных условиях связи и отношения величин, чисел и математических выражений. В музыке так же звуковые связи и отношения рождаются из предпосланных им закономерностей и систем, или условий, отражая и воплощая эти закономерности: звукоряды, лады, грамматические и стилистиче­ские нормы. И в музыке, и в математике всё по­следующее вытекает из предыдущего, являя собою его трансформацию по определённым правилам. В этом смысле алгебраическое и музыкальное мыш­ление если не близнецы, то определённо – братья. И там и тут сказанное опирается на определённые грамматики, и все выражения, составленные в со­ответствии с этими квазиязыковыми нормами, в каждой "речевой" последовательности соотнесены с правилами, заданными в рамках именно этой по­следовательности. Так проявляется справедливый и для математики и для музыки закон производно­сти, исключающий явления, описанные известной пословицей "в огороде бузина, а в Киеве дядька". Так, если в музыкальные выражения баховского толка закралось бы прокофьевское музыкальное "слово", то даже неискушенный слушатель за­метил бы столь явное нарушение. То же и в ма­тематике: если бы уравнения, принадлежащие теории игр, были бы "замусорены" уравнениями, принадлежащими теории множеств, то всякий изучающий математику не мог бы не обнаружить подобное несоответствие. И вновь, как и в случае с пространственным мышлением, это квазиалге­браическое мышление, это понимание отношений, построенных на трансформации и производности, возникает в ходе музыкальных занятий спонтанно и естественно, без решения специальных уравне­ний и умственного напряжения.

Рассуждая о творческих навыках, об умении воплощать свои идеи и выражать их; думая о раз­витии математических способностей, для которых так важно интуитивное понимание пространствен­ных и трансформационных закономерностей, нельзя не вспомнить о музыке, о музыкальных занятиях, которые будут прекрасной опорой для растущего мозга, позволяя заложить фундамент как для будущего творчества, так и для освоения "царицы всех наук" математики.

Музыка как средство коммуникации: музыка и речь, музыка и социальные навыки.

Музыка – древнейшее из искусств. Её исто­рия ведет начало от разнообразных ритуалов и общественных церемоний, как религиозных так и бытовых. Однако ещё раньше, ещё до своего рождения в качестве вида искусства, ещё до того, как человек осознал, что звуки определённой вы­соты можно организовать с помощью ладов, зву­корядов и ритмических рисунков, существовали звуковые сигналы. Эти сигналы, которые могли напомнить то свист, то щебет, то крик, то рёв или вой. – были праосновой музыкального искусства, его фундаментом. Древнейший человек общался с помощью звуков ещё тогда, когда язык и речь не существовали, и во взаимодействии с этими звука­ми, похожими на шум, в нашей психике формиро­вались способности к коммуникации, способности к пониманию других людей и выражению своих чувств и намерений. То есть психологической праосновой музыки являются древнейшие, часто нечленораздельные и грубые, звуковые сигналы.

Каково же было содержание этих сигналов? К чему они отсылали? Конечно, часть из них – это сообщение об опасности, призыв к бою, к защите себя и своих сородичей. Эти призывные сигналы ассоциировались со смелыми жестами вождя, за которым, повинуясь его команде, уже готовы устремиться воины-защитники. Впоследствии, когда музыка стала искусством, она не утрати­ла связь с древнейшими 4формулами призыва-повеления: музыкальное искусство и раньше и теперь служит средством единения людей, сред­ством возбуждения в их душе мужества и отваги. Вторая популярная ситуация, с которой сталки­вался древний человек, – это ситуация просьбы, мольбы, прошения, воззвания к более сильному, способному одарить и поддержать. Здесь, в от­личие от призывно-триумфальных интонаций, устремлённых вверх, размашистых и уверенных, господствовали нисходящие мотивы, мягкие за­кругленные линии, которые ассоциировались с поклонами и другими жестами, символизирую­щими послушание и смирение. С ситуацией про­шения психологически связана едва ли не вся лирическая музыка от серенад и оперных арий до популярных песен о любви. Слушая музыку, мы и сегодня невольно прочитываем контекст вооб­ражаемой беседы, легко отличая обращённый к нам повелительный и уверенный голос от голоса просительного, наполненного излияниями и сер­дечными признаниями. В науке эти воображаемые ситуации, в которых зашифрованы определённые отношения собеседников, говорящего и слушающего, называют коммуникативными архетипами.

Наряду с отношениями зависимости и подчи­нённости, будь то отношения вождя и следующего за ним народа или отношения просящего и жа­лующегося и того сильного и способного казнить и миловать, к кому эта исповедь обращена, суще­ствуют ещё и отношения равенства и свободы. Они ассоциируются с интонациями задора и веселья, порой с комическими прыжками и ужимками, с движениями ровными и энергичными: такая ат­мосфера господствует на праздниках, где собира­ются добрые знакомые, любящие вместе поиграть и повеселиться. Этот архетип, рисующий непри­нуждённое дружеское общение, в науке называют архетипом игры: он часто наполняет собою музыку приподнятую и энергичную – хороводы, скерцо, этюды, плясовые песни... И, наконец, последнее "общественное отношение" – это диалог с самим собой, неспешный и спокойный. Он связан с по­ступательным или возвратным интонированием, напоминающим движение маятника, когда ме­лодия, лишённая резких акцентов, плавно течёт, окутанная покачивающимся или широко развер­тывающимся ритмом. Задумчивое и созерцатель­ное умонастроение, свойственное этому архетипу медитации, во множестве встречается в музыке молитвенной и религиозной, в музыке прелюдий, колыбельных и гимнов, рисующей философские раздумья или углублённую сосредоточенность.

Музыкальное искусство с древнейших времен опирается на коммуникативные архетипы: нет и не может быть музыкального высказывания, сквозь которое нельзя было бы расшифровать отношения "говорящего и слушающего", представить атмос­феру и настроение, сопутствующее их общению. Естественно, что учащиеся-музыканты любого возраста и уровня мастерства в своём воображении постоянно общаются посредством музыки. Не умея назвать по имени коммуникативные архетипы, они учатся их различать, исполняя то музыку при­зывную и воинственную, то музыку задумчивую и плавную. На протяжении нескольких лет обучения они знакомятся с разными персонажами, характер и манера общения которых связана с определен­ными музыкальными стилями: с философски-умудрённым Бахом, галантно-оживлённым Моцартом, сентиментально-чувствительным Чайковским или резковатым, наступательным Прокофьевым. Можно сказать, что музыка как искусство общения звуком соответствующим обра­зом настраивает "коммуникативный аппарат" уча­щихся: они овладевают навыками "эмоциональ­ного слышания". Более того, психологические эксперименты подтверждают связь музыкаль­ности с так называемым Е(, или эмоциональным интеллектом: чем более музыкален человек, чем шире его музыкальный опыт, тем легче ему даёт­ся распознавание настроений и эмоциональных  состояний других людей, тем точнее он способен различать эти состояния и адекватно реагировать на них. В основе же этой повышенной чуткости и отзывчивости лежит распознавание коммуника­тивных архетипов, наиболее фундаментальных знаков-сигналов, с помощью которых люди обща­лись еще в глубокой древности, когда ни музыка, ни тем более словесная речь ещё не существовали.

Различение и воспроизведение звуковых сиг­налов стояло у истоков не только человеческого общения, но и общения более древних видов. В мозгу обезьян, крыс и других животных ученые обнаруживают специализированные зоны, настро­енные на то, чтобы издавать и осмысленно воспри­нимать звуковые сигналы. Общение посредством звука – это одно из основных фундаментальных свойств живой материи, наиболее совершенным проявлением которого являются музыка и чело­веческая речь. Антропологические исследования подтверждают более раннее, по сравнению с речью, происхождение музыки: те отделы мозга, преиму­щественно левополушарные, которые отвечали за восприятие звуковых сигналов, в дальнейшем ста­ли опорой для формирования речевого мышления. Эти отделы мозга породили сначала осмысленные сигналы, затем пение с текстом, когда ранние образцы речи напоминали мелодекламацию, и лишь через века и эпохи эта мелодекламация, это полупение-полуговорение превратилось в члено­раздельную речь.

Таким образом, человеческая речь берёт своё начало ещё от прамузыки, от коммуникативных сигналов древности и через переходные формы полупения-полуречи достигает речи современ­ного типа, опирающейся на языковые нормы. Музыкальное мышление является предком ре­чевого, его фундаментом и предшественником. Вот почему речь так интенсивно развивается под воздействием музыкальных занятий – ведь они используют близкие мозговые области, рядом лежащие отделы мозга, представляющие со­бой психо-физиологическую опору обоих видов деятельности, как речевой, так и музыкальной. В качестве примеров можно привести известные эксперименты, подтверждающие психологическое родство музыкальных и речевых навыков.

Так, в 1984 году появилась публикация, где говорилось о больном после инсульта, которому удалось восстановить речь посредством пения: не будучи в состоянии говорить, этот пациент интуитивно начал насвистывать, посвятив этому занятию несколько недель. После этого у него воз­никла потребность в пении с текстом, хотя слова он произносил весьма неуверенно и часто путался. Однако, преодолев и этот этап, пациент заговорил, поддерживая этот вновь появившийся навык с по­мощью свиста и пения в течение многих месяцев, пока наконец его речь не отделилась полностью от музыки и не восстановилась в полной мере. Этот пример в своё время произвёл большое впечат­ление на медицинское сообщество, лишний раз доказывая справедливость данных антропологии о том, что музыка в древние времена предшество­вала речи, и в случае её нарушения "возврат к корням" должен произвести свое благотворное действие. Собственно, этот небольшой пример демонстрирует весьма ярко фундаментальнейшую закономерность: онтогенез, или развитие человека и личности, повторяет на своем пути филоенез, или историческое развитие человечества. Нередко трудности в овладении теми или иными навыками можно преодолеть тем же способом, что открыл для себя пациент с нарушениями речи после ин­сульта. Следует вспомнить, какие стадии прошло становление этого навыка на историческом пути человечества и по возможности повторить этот путь, как бы пройти его еще раз от начала к концу подобно пациенту, который восстановил процесс рождения речи, отталкиваясь от прамузыкальных звуков и пения.

Известно также, что музыкальные занятия оказывают свое благотворное влияние на мозг достаточно скоро. В этом отношении характерен эксперимент, проведенный китайскими учеными. Студенток университета разделили на две группы: первая, экспериментальная, группа состояла из девушек 19 лет, которые в школьные годы за­нимались музыкой, но в средних классах школы, примерно в 12 лет, эти занятия оставили; вторая, контрольная, группа состояла из студенток того же вуза и того же возраста, которые музыкой ни­когда не занимались. Обеим группам предъявили одно и то же задание по запоминанию звучания слов и их переводу с шведского языка. Первая, "музыкальная", группа справилась с заданием значительно лучше второй. Экспериментаторы могли с удовлетворением отметить, что музыкаль­ные занятия успели оставить свой след в сознании студенток, невзирая на то, что след этот был отно­сительно недолгим: тем, кто занимался несколько лет музыкой в детские годы, впоследствии будут гораздо легче даваться иностранные языки, да и родной язык тоже. Не случайно среди писателей так много меломанов и музыкантов-любителей: в это благородное сообщество страстных любителей музыки входили Толстой и Тургенев, Стендаль и Томас Манн, и множество других, не столь вели­ких, но достойных литераторов.

Коммуникативные навыки в самом широком значении стимулируются музыкальными заня­тиями: занимавшиеся музыкой долго и усердно об­щаются более успешно и адекватно, демонстрируя проницательность и гибкость. Что из этого следу­ет? Музыканты часто проявляют организаторские способности и становятся успешными менедже­рами именно благодаря значительному развитию присущих им навыков общения. Музыканту не нужно объяснять, что на самом деле имел в виду партнёр по переговорам: он почувствует это по еле заметным модуляциям голоса, по едва уловимым жестам и выражению лица. Ведь коммуникатив­ная интуиция музыканта выходит далеко за преде­лы искусства звуков и распространяется на всё, в чём задействован "эмоциональный интеллект", то есть на все человеческие проявления. Музыкант сумеет верно определить тон и стиль общения с людьми, когда нужно побудить их сделать что-либо, не связанное с прямой выгодой: особенно на начальных этапах развития любого бизнеса создание команды единомышленников бывает критически важно, и здесь открытость и обаяние музыканта будут чрезвычайно уместны. Нельзя не вспомнить сказанные в порыве откровенности слова директора Гнесинской десятилетки Михаила Хохлова: "И что мы сочувствуем тем, кто поки­нул нашу школу в 8 классе, не выдержав наших нагрузок и наших требований? Может быть, и к лучшему. Все наши бывшие ученики поступили в самые престижные вузы – МГИМО, МГУ, Выс­шую школу экономики и многие другие. Сколько помню, у нас никогда не было с этим проблем, и наши музыканты везде и во всем были лучшими. Как же много среди покинувших нашу школу ярких руководителей и успешных менеджеров! В чём? Да во всём, от строительства до финансов. Жаль, что наивные мамаши так переживают, что не поступят их дети в консерваторию. Может быть, судьба приготовила им что-нибудь получше..."

Оглядываясь на опыт специальных музы­кальных школ, да и обычных конечно, нельзя не подчеркнуть, что благодаря опыту общения, который даёт музыка, благодаря тому, что она активизирует мозговые центры речи, учащийся-музыкант никогда не столкнется с проблемами в общении: человек музыкальный – это непременно человек, прекрасно владеющий навыками комму­никации и готовый к взаимодействию с другими людьми. Это ли не утешительная новость для тех, кто решился отдать несколько лет музыкальным занятиям? Скорее всего учащиеся-музыканты не станут разорять своих родителей на репетиторов по русскому языку и иностранным языкам: со­ответствующие разделы ЕГЭ будут удаваться учащимся-музыкантам легко и свободно, не говоря уже об их будущих успехах во всём, что связано с общением и речью.

Музыка и многоканальное мышление.

Музыканты мыслят полифонически, причём независимо от инструмента. Полифония, или многоголосие, многоканальность, охват несколь­ких источников, одновременное ведение несколь­ких независимых мыслей-линий, одновременный контроль за разнообразными событиями – все это в высшей степени свойственно музыкантам. Ис­полнители на струнных и духовых инструментах, несмотря на одноголосную мелодию, которую слышит публика, тем не менее мыслят полифо­нически: их левая и правая рука совершенно не­зависимы, и пока левая рука скрипача исполняет головоломные пассажи, и движения его пальцев могут напомнить крылья бабочки в летний день, правая рука плавно ведёт смычок по грифу вверх и вниз. Пока руки валторниста, кларнетиста или флейтиста заняты нажатием клапанов – при этом им приходится держать руки на весу и играть на невидимой "клавиатуре" – в это же самое время их губы, регулируя силу нажима и активность воздушной струи, выводят мелодическую линию. О пианистах и говорить не приходится: в каждой руке у них может быть не один, а несколько голо­сов, и даже при исполнении гамм в унисон правая и левая рука двигаются по-разному.

Игра в оркестре тоже требует нешуточного умения делать несколько дел сразу: смотреть в ноты, успевая заглядывать вперёд, играть, а также слушать соседей и пожирать глазами дирижёра. Такой "сеанс одновременной игры", пожалуй, мог бы поставить в затруднительное положение даже бывалого шахматиста! Имея в виду, что сольная музыка составляет меньшую часть классического репертуара, а с учётом джаза и народной музыки и вовсе небольшую его часть, можно утверждать, что музыкант всё время "играет в команде". Поэтому он вынужден соотносить свои намерения и резуль­таты с намерениями и результатами товарищей и, если вдруг понадобится придти на помощь, сделать это незамедлительно.

Чтение нот с листа, или, проще говоря, испол­нение незнакомой музыки без подготовки, также представляет собой один из сложнейших видов че­ловеческой деятельности: при игре на фортепиано необходимо не только смотреть в ноты "с запасом", то есть заглядывая вперёд, но еще и соотносить движения обеих рук друг с другом, а также – и это, пожалуй, главное – уметь охватить мысленным взором целое и "недоиграть", пропустить какую-то часть текста, не вступая при этом в противоречие с жанром и стилем исполняемого сочинения. Весьма заурядный для всякого музыканта навык – чтение с листа – приучает учащихся к деятельности столь многосоставной и сложной, что вряд ли что-либо иное, с чем им придется встретиться в дальней­шем, может сравниться с чтением нот с листа...

Имея в виду многоканальность или полифонич­ность музыкального мышления, не приходится удивляться той легкости, с которой музыканты справляются с разного рода задачами, требующи­ми увязывания воедино, осмысления и принятия решений на основе разнообразных данных. Траги­ческий, но внятный пример, который нынешнее поколение россиян не скоро забудет: авиаката­строфа над Боденским озером, в которой погибли российские дети, ехавшие на отдых в Испанию. Авиадиспетчер совершил фатальную ошибку, не сумев принять правильное решение на основе тра­ектории двух летящих самолетов, что привело к их столкновению. В те печальные дни некоторые газеты с горечью писали о том, что этому горе-диспетчеру не повредило бы музыкальное обра­зование, которого у него, увы, не было. Будь он пианистом, скрипачом или певцом, уж он сумел бы совместить в своём сознании две линии, вот-вот готовые пересечься, и вовремя предпринял бы адекватные действия.