Рабиндранат Тагор

Воспоминания (фрагменты)

Рабиндранат Тагор – одно из немногих имён, которые вспоминаешь сразу, когда задумаешься об универсальных возможностях человека, о гармонично и полно прожитой долгой жизни. Великий индийский поэт, романист, драматург – первый Нобелевский лауреат по литературе не европейского происхождения; общественный деятель, педагог, реформатор образования и хозяйственной жизни, композитор, сочинения которого стали гимнами Индии и Бангладеш, живописец, религиозный мыслитель и мудрый гуру. Человек редкой внутренней и внешней красоты.

Ниже мы приводим почти наудачу выбранные краткие фрагменты воспоминаний Тагора. Буквально каждая его фраза могла бы стать поводом для пространного комментария; в итоге получилась бы книжка, а то и не одна: «Педагогика и психология Р. Тагора», «Р. Тагор и художественное воспитание» и т.д.

Весьма вероятно, что такие книги давно написаны и что они очень полезны. Но мы воздержимся от подобных поползновений, полагая, что слова Тагора сами прорастут богатыми всходами в душе и в уме каждого, кто имеет отношение к воспитанию и образованию детей. Кто готов не только учить, но и учиться пониманию детской души и удерживать себя от тех «взрослых» предрассудков и ошибок, которые, как видно, кочуют из века в век, из страны в страну…

В этих воспоминаниях нет ничего, что стоило бы увековечить. Но ведь ценность литературы не определяется возвышенностью тематики; всякое подлинное чувство, если его удалось хорошо передать, всегда найдёт у людей отклик.

* * *

Наш учитель... хлопнул меня по плечу и произнёс мудрые слова: «Сейчас ты плачешь, потому что хочешь идти в школу, а потом тебе придётся ещё больше плакать потому. что тебе не захочется туда идти». Никогда в жизни я не слыхал более безошибочного пророчества.

* * *

Общение с внешним миром было для меня почти недоступно. Но, возможно именно поэтому я получал от него большую радость. Когда у человека много возможностей, ум его охватывает лень, он начинает рассчитывать только на внешнее, забывая о том, что в наслаждении внутреннее состояние важнее внешних условий. Это первый урок, который человек должен усвоить в детстве. Богатства ребёнка ничтожны, но ему не нужно большего, чтобы получать наслаждение. Несчастен тот ребёнок, у которого слишком много игрушек, игра для него теряет всякую прелесть.

* * *

Когда я оглядываюсь на своё детство, мне ярче всего вспоминается то, что мир и жизнь тогда были полны тайн. Каждый день нас беспокоила мысль о том. что мы ничего не знаем о непостижимых чудесах, которые скрываются повсюду. Казалось, природа сжала руку в кулак и, улыбаясь, спрашивает: «А ну, скажите-ка, что у меня здесь?» Я хорошо помню, как я посеял семена сметанного яблока у южной веранды и каждый день поливал это место. Мысль о том, что из этих семян может вырасти дерево, будила во мне изумление и любопытство. Семена сметанного яблока произрастают и теперь, но чувства изумления это уже не вызывает. Семена в этом не виноваты - виновата душа человека.

* * *

Теперь я часто задумываюсь, почему слуги так жестоко с нами обращались? Причина была в том, что на слуг была возложена полная ответственность за нас. Если позволить ребёнку быть самим собой, позволить ему играть, бегать, удовлетворять своё любопытство, тогда всё очень просто. Но если вы решите не выпускать его из дому, мешать ему играть и заставлять его смирно сидеть на месте, то перед вами встанут неразрешимые задачи. Тогда бремя жизни ребёнка, которое он без труда несёт сам, ложится на его воспитателя. Это всё равно, что взвалить лошадь на плечи, вместо того чтобы дать ей идти по земле.

* * *

Его звали Ишшор. Раньше он был сельским учителем. ...Этот бывший учитель придумал средство заставить нас сидеть спокойно по вечерам. Он усаживал нас вокруг надтреснутого светильника и читал нам «Рамаяну» и «Махабхарату». К нам присоединялся и кое-кто из слуг. От слабого света на балки потолка падали громадные тени, на стенах ящерицы охотились за насекомыми, снаружи на веранде безумно, как пляшущие дервиши, кружились летучие мыши, а мы сидели не двигаясь и слушали с открытыми ртами.

* * *

Когда я учился в Восточной семинарии, я открыл способ утешать себя в своём унизительном положении ученика. В одном из уголков нашей веранды я открыл собственную школу. Моими учениками были столбики перил. Усевшись перед ними с палкой в руке, я вёл занятия. Я хорошо знал, кто из них хороший, а кто плохой ученик, кто послушный, а кто проказник, кто умница, а кто тупица. Непослушные столбики так страдали от ударов моей палки, что, если бы у них была душа, они бы давно с ней расстались и обрели мир и покой.

* * *

Я гораздо легче впитывал в себя всю несправедливость, нетерпение, раздражительность и пристрастие учителей, чем то, чему они меня учили.

* * *

Использовать прекрасную поэму для изучения языка - это всё равно что бриться мечом - оскорбительно для меча и не безопасно для щёк. Поэму нужно читать, наслаждаясь ею как поэмой. Сарасвати (богиня мудрости, знания, искусств, речи, красноречия - ред.) не может быть довольна, если чтение поэмы используется как уловка для изучения грамматики и словаря.

* * *

Мы меряем поступки детей своей взрослой меркой, забывая, что ребёнок подвижен, как вода в ручье, - если зло коснётся воды, отчаиваться нечего: сама быстрота движения является лучшим средством против всех зол. Несчастье таится там, где движение замедлилось, там-то и нужно быть осторожным. Поэтому следует больше бояться ошибок учителя, чем ошибок ученика.

* * *

После того как я стал брахманом, мне очень понравилось читать «Гайятри» (ведический гимн, который после обряда посвящения брахман читает три раза в день —ред.). Конечно, в том возрасте я не мог правильно понять его смысл. Я хорошо помню, как с помощью слов «земля», «небо» и «иной мир» я пытался расширить пределы своей души. Трудно сказать, что я понимал то, о чём я думал, но ведь для человека не самое главное понимать смысл слов. Главное в обучении - не объяснять, а давать толчок сознанию.

* * *

То, чего он (ребёнок - ред.) не может выразить словами, громко звучит у него в душе. Школьные преподаватели, которые хотят судить о знаниях только по результатам экзаменов, не имеют об этом ни малейшего понятия.

* * *

Как-то в детстве, когда мы с отцом катались в лодке по Гангу, мне попалась среди его книг «Гитаговинда». Я не имел тогда никакого представления о санскрите, но благодаря тому, что я хорошо знал бенгали, смысл многих слов был для меня понятен. Я не понял того, что хотел сказать Джайядева, но то впечатление, которое оставили в моей душе ритм и звучание слов, было для меня очень важным. Помню одну строчку: «Ночь была проведена в уединённой лесной хижине». Она вызвала во мне ощущение прекрасного; как многое таилось для меня в одних этих словах: «уединённая лесная хижина».

* * *

Всякий, кто хорошо помнит своё детство, знает, что понимать всё целиком - это ещё не самое главное. Наши сказители знали эту истину, поэтому в их рассказах много длинных и звучных санскритских слов. Слушатели никогда не понимают их до конца, а только смутно догадываются об их смысле. Эти смутные догадки имеют немалую ценность. Те, для кого образование - это статьи прихода и расхода, с арифметической точностью могут сказать, какая часть была понята из того, что было дано. Дети и те, кто не очень образован, живут в том первоначальном раю знания, где человек постигает, не понимая, и когда происходит изгнание из этого рая, наступает горестный день постижения через понимание. В мире во все времена путь постижения не через понимание был самым широким. Если этот путь закрывается, то рынки и ярмарки продолжают тоговать попрежнему, но к берегу моря уже не добраться, и вершины гор недоступны.

* * *

«Зачем мы покидаем такие места? - с жадностью глядя вокруг, думал я. - Почему бы не остаться здесь?» В этом преимущество новизны. Тогда ещё не знаешь, что впереди тебя ждёт всё новое и новое. А если знаешь, то расчётливый ум пытается экономить внимание. Когда каждая вещь кажется неповторимой, скупость человека пропадает, и он оценивает её полностью. Поэтому я, бродя иногда по улицам Калькутты, воображаю себя иностранцем. Тогда мне становится понятно, что вокруг очень много такого, на что стоит взглянуть. Мы не видим его только потому. что не ценим. Именно поэтому люди едут за границу, чтобы удовлетворить свою жажду видения.

* * *

Я часто бродил один по горам с палкой в руках, и отец никогда обо мне не беспокоился. До конца его дней я видел, что он ни в чём не хочет стеснять мою самостоятельность. Мы часто поступали наперекор его вкусам и мнению - если бы он хотел, он мог бы нас наказать и наложить запрет, но он никогда этого не делал. Он ждал, пока мы сознательно сделаем то, что нужно. Он знал, что истину нельзя воспринять, не полюбив её. Знал он и то, что, отклонившись от истины, можно к ней вернуться, но для того, кто принял истину слепо или не по своей воле, путь возвращения к ней отрезан.

* * *

В сборнике «Картины и песни» я стал обращать особое внимание на самые незначительные вещи. Мелодия придаёт глубину пустым словам; так же в «Картинах и песнях» проявилось желание взять какое-нибудь незначительное явление и, оросив его сердечным чувством, наполнить значением. Нет, это не совсем так. Когда сердечные струны настроены, то любой звук песни Вселенной вызывает в нём отклик. Я видел, что мелодия моей души созвучна всему, на что падает мой взор. Ребёнок может играть чем угодно - песком, ракушками, улитками, - у него повсюду под рукой материал для игр, потому что в его душе всегда живо желание играть, и он с помощью своей внутренней радости может быть подлинным изобретателем радостных игр мира. Так же и у нас в душе, когда она переполнена мелодиями юности, мы ясно видим, что в мире нет места, где бы не были натянуты струны её вины (музыкальный инструмент), настроенные на вечный мотив, и что незачем далеко ходить, когда можно вызывать прекрасные звуки на тех из них, которые находятся под рукой.

* * *

С этого момента жизнь моя шаг за шагом пройдёт по земле через людские жилища, изведает все испытания добра и зла, радости и горя. К ним нельзя уже будет относиться легко, как к картинам. Сколько разрушений и созиданий, побед и поражений, сколько столкновений и встреч будет в ней! Я не в силах открыть сокровенную цель, которую божество моей жизни с радостным искусством ведёт к её совершению через все преграды, препятствия и отклонения. И если я не смогу объяснить эту удивительную тайну, то всё, что я буду пытаться объяснять, будет лишь на каждом шагу сбивать с пути. Если мы станем анализировать статую, то получим одну глину и не постигнем радости скульптора. Итак, дойдя до порога самого сокровенного, я прощаюсь здесь с читателями моих воспоминаний.

* * *

В нотном приложении, на с. 64, помещён Гимн Индии.

— Рабиндранат Тагор учил нас пению как естественной форме самовыражения, как это происходит, например, у птиц.

Такое пояснение дал шустрый 14-летний мальчик Бхола Нат после того, как я однажды утром похвалил его за склонность к музыке. Мальчик изливал целый гармоничный поток. Ранее он посещал знаменитую Тагоровскую школу Шантиникетан в Болпуре.

— Песни Рабиндраната с ранней юности были у меня на устах, — сказал я собеседнику. — Вся Бенгалия. даже неграмотные крестьяне, наслаждается его возвышенными стихами.