Н. Киященко, доктор философских наук, профессор

Может ли человек без музыки раскрыть свою сущность?

Не правда ли, странный вопрос поставлен в заголовок? Каждый читатель на своем жизненном пути встречал немало людей, которые, как ему кажется, спокойно и неплохо живут вне мира музыки и даже считают себя счастливыми. Действительно, все это в жизни встречается и не так уж редко. Но отражает ли такого рода повседневная реальность истинную сущность и истинное предназначение человека? Вот вопрос, на который невозможно ответить, не рассматривая человека как представителя рода человеческого, кроме того, что он является индивидом с опытом своей личной жизни, своими представлениями о смысле жизни, о счастье, о благе, добре, красоте и безобразии, о правде и лжи. Да, мы нередко встречаем людей, которые живут, что-то делают, (в том числе и полезное для других, а не только для себя), как-то действуют, ибо «что такое жизнь,— говорил К. Маркс,— если она не есть деятельность»[1], существуют в своем замкнутом, отгороженном от всего богатства мире и считают себя удовлетворенными и даже иногда счастливыми. Но это чаще всего ненастоящая человеческая жизнь, это — лишь существование биологического существа в человеческом облике, отвернувшегося в силу своей неразвитости от рода человеческого, то есть пошедшего по тупиковому пути развития. К. Маркс писал еще в 1844 году: «Человек есть существо родовое, не только в том смысле, что и практически и теоретически он делает своим предметом род — как свой собственный, так и прочих вещей, но и в том смысле... что он относится к самому себе как к наличному живому роду, относится к самому себе как к существу универсальному и потому свободному»[2]. Вот такой путь к свободе через универсальность рода и индивида в роде мыслил он себе.

Значит, в размышлениях о развитии человека через музыку и в музыке нужно попытаться проследить, каким образом род человеческий искал пути к свободе через универсальное развитие индивида и рода. Не бойтесь, дорогой читатель, я не буду излагать всю необычайно длительную историю музыкального развития рода человеческого. Замечу здесь только то, что с самых древних времен, начало которых даже самые дотошные человеко-ведческие науки установить не в состоянии, первобытный человек пытался сначала чисто чувственно приноровиться, приспособиться, адаптироваться к ритмам и ладам ритмически меняющегося, развивающегося и звучащего мира. Это зафиксировано в самых древних предметах, мифах, легендах, сказаниях. Это же можно наблюдать и сегодня, если внимательно наблюдать, как ведет, как чувствует себя буквально с первых часов жизни ребенок в разнообразном звуко-мире. Правда, интересно и любопытно нам бывает, когда мы вдруг замечаем, что ребенок от одних звуков приходит в беспокойное, ненормальное, взволнованное до плача и криков состояние, а другие приводят его в состояние умиротворения, спокойствия и удовлетворения. Теперь-то наука доказала, что, скажем, музыкально-ритмизированная, спокойная, размеренная, духовно богатая и разносторонняя жизнь будущей матери в период беременности благотворно сказывается на развитии эмбриона, добавим, на его эстетическом будущем. Знаем мы и о том, что самые разные народы на ранних стадиях своего развития пытались и до сих пор пытаются вычленить и самыми разнообразными средствами выразить, изобразить эти прочувствованные и пережитые звуки мира, привести их в какое-то упорядоченное состояние с помощью камней, деревьев, различных трав и дудочек, журчащих ручейков, преодолевающих преграды, и многого другого. Значит, человек не удовлетворялся и не удовлетворяется естественным, природным хаосом звуков, занимаясь этим под давлением каких-то присущих ему природных задатков и сил.

Потом, наверное, гораздо позже он как представитель рода человеческого, очевидно, начал улавливать, что этот хоть в какой-то степени упорядоченный, соразмерный его жизни и действиям звук облегчает его существование, помогает чтото лучше и с меньшими затратами сил делать, особенно если дело делается общими усилиями; приходить в состояние расслабленности или собранности в редкие минуты передышки, когда под действием звуков ли, движений (обязательно ритмизованных, упорядоченных, как позже стали говорить, гармоничных), жестов ли человек как бы отключается от реальной повседневности и чувствует себя раскрепощенным, хоть на минуту свободным. Чувства, возникшие в такие минуты, фиксируются, закрепляются чувственной памятью, а она нет-нет да и заставляет человека повторять такие минуты, стремиться снова и снова к таким состояниям.

Живя в Анголе, я неоднократно наблюдал в рыболовецких кооперативах, на полях да и в быту эту поразительно жизнетворческую силу темпа, ритма, гармонии звуков, движений, жестов: то рыбаки тянут огромную сеть, помогая себе припева-нием и пританцовыванием, или женщины с берега в такт их хода, движениям поют или издают ритмизованные хлопки; то взрослые или дети собирают различных рамеров банки из-под продуктов, выстраивают их в ряд, пробуя каждую на звук пальцами, ладонями или палочками, и начинают импровизировать в определенном темпе, ритме, ладе, по высоте (даже на карнавалах целые оркестры создаются из банок, коробок и других повседневных подсобных предметов и отходов быта); то у больницы собираются родственники умершего и в танце, песне, заклинании и гимне выражают чувство радости и облегчения тем, что умерший наконец-то попадает в иной, гармонизированный, доброжелательный и добродетельный мир; то на свадьбе начинает господствовать, царить ритм, гармония пластики, движений, жестов, звуков, каждый из которых имеет строгий смысл и порядок своего появления.

Самое удивительное и поразительное в звукожизни человека состоит в том, что вошедший в него темперированный, гармонизированный, ладо-высотный, ритмизированный звук настраивает его чувства, ум и волю, то есть эмоциональную, интеллектуальную и действенную жизнь, на создание гармонизированного мира — материального и духовного. А задумывались ли мы когда-нибудь о том, почему все без исключения творческие люди во все эпохи и во всех сферах человеческой деятельности и жизнедеятельности обязательно приобщены к гармонии, погружены в ритмизованный мир, почему крупнейшие общественные, государственные, политические деятели пути к свободе, раскрепощению, пробуждению творческих созидательных сил народов, трудящихся масс ищут через гармонизацию материально-производственных, духовно-практических и общественно-политических отношений, почему их просто-таки тянет к выявлению, постижению, пониманию противоречий жизни и поиску таких средств разрешения, снятия этих противоречий, благодаря которым общество, личность хоть на какое-то время приходят в гармоническое состояние, состояние удовлетворения? Все дело в том, что стремление к ритму, гармонии, совершенству и красоте, опираясь на природно-биологические основы, задатки, в процессе социальной жизни обрело статус родового признака и качества человека, определяющего все богатство его чувственной жизни, а следовательно, и все богатство взаимодействий человека с миром. Недаром же К. Маркс, обобщив все достижения предшествующего ему обществоведения и философии, особенно человековедения, писал: «Чувственность (см. Фейербаха) должна быть основой всей науки. Наука является действительной наукой лишь в том случае, если она исходит из чувственности в ее двояком виде: из чувственного сознания и из чувственной потребности; следовательно, лишь в том случае, если наука исходит из природы. Вся история является подготовкой к тому, чтобы «человек» стал предметом чувственного сознания и чтобы потребность «человека как человека» стала (естественной, чувственной) потребностью. Сама история является действительной частью истории природы, становления природы человеком»[3].

Оказывается, чувства человеческие являются существеннейшей основой подлинного овладения человеком своей природой. А какое же значение тогда имеют его эстетические чувства, то есть те чувства, которые как раз и концентрируют в себе его максимально очеловеченную природу, или чувства, в которых заключена вся история материального и духовного развития человека и человечества? Коротко можно ответить на этот вопрос так: эстетические чувства всегда, на всех этапах исторического развития человека как представителя рода человеческого выражают высшую для данного этапа степень развития человека, высшую степень гармонизации человеком с чувственным сознанием и чувственной потребностью своих взаимодействий с миром — с миром природы, с миром людей, с миром своих собственных жизнеустремлений и жизнесостояний, своего самочувствия, самопонимания и самопознания в мире.

Именно для этого человек и «прорастал» очень медленно и постепенно в мир звуков, красок, движений, пластики, постигал весь многогранный и бесконечно разнообразный мир — он неумолимо шел к созданию образной формы отражения его сознанием этого мира, к искусству. А раз этот мир был и звучащим, и красочным, и пластичным, и подвижным, то и форма такого образного отражения мира сразу представала во всех своих ипостасях: одна ипостась больше выражала чувства, эмоциональные состояния, через которые просвечивали интеллектуальные прозрения, другая больше соответствовала жизни рационального духа, выражавшего себя в написанном и звучащем слове, третья возрождала жизнь в красках, игре световых лучей, четвертая раскрывала торжество жизни в пластике, движениях, жестах и т.п.

Процесс постижения человеком мира и своей жизни бесконечен, также бесконечен и процесс ее фиксации этими различными средствами. Вся ее полнота, особенно ее устремленность в будущее более совершенное человеческое общественное устройство и гармонизированные взаимодействия человека с миром, личности с обществом, индивида с коллективом, может быть представлена и выражена всеми средствами ее художественного освоения, то есть всеми видами и родами искусства. Мог ли человек в историческом процессе найти какое-то устойчивое, раз и навсегда данное звуковысотное и темпоритмическое сочетание, единую для всех времен и народов гармонию звуков? Даже если бы он и попытался поставить перед собой такую цель не только для рода, но хотя бы для себя, все равно у него ничего бы из этого не вышло. Это объясняется не только бесконечным разнообразием звучащего мира, вечно изменяющегося и развивающегося, но и неисчерпаемой и медленно раскрываемой человеком в самом себе собственной для него универсальностью и столь же бесконечным процессом развития самого человека, естественно и гармонично включенного в различного рода целостности этнического, национального социально-психологического, социально-классового или социальногруппового порядка и образа, строя, стиля жизни, всей системы нравственных отношений и т.п. Недаром же только у древних греков существовало четыре ладовых системы звуков, на каждой из которых строился целый музыкальный гармонизированный мир, во многом определявший строй и лад жизни: дорийский, лидийский, фригийский и ионийский. Все они постепенно вырабатывались, а потом жили вместе и всеми ими пользовались люди Древней Греции. Это только в идеальном государстве у Платона и в его «Законах» они не уживались. Но никто в реальной жизни не считался с тем, что Платон признавал только воинственные, а не лирические, мобилизующие, а не размягчающие музыкальные лады.

Почему же в наше время мы никак не хотим, не желаем, а то и не можем понять, что раз в процессе жизни появляется разная музыка: классическая, легкая, эстрадная, всякого рода молодежная, джазовая и т.п., то и отношение к ней должно быть разнообразным, терпеливым, основанном на глубоком чувствовании и понимании своеобразия каждой из них, ритмических, гармонических, интонационных, тембровых, звуковысотных и прочих особенностей. Конечно, по всем музыкальным параметрам они не совпадают и совпадать не могут, но каждая из них несет в себе что-то не только преходящее, мимолетное, модностремительное, но и вечное, непреходящее. К сожалению, в наших психологических состояниях, даже в наших психофизиологических механизмах, концентрирующих в себе особенности эстетического чувства и вкуса, в наших психологических, художественных и эстетических установках не очень гармонично переплетаются, сочетаются мобильные, подвижные, динамичные образования и так называемые психофизиологами константные образования или начала. Мобильные, подвижные, динамичные воздействия настраивают нашу психику на восприимчивость к новому, необычному, а константные начала эстетического и художественного чувства и вкуса, как вериги, тянут нас к привычному, утвердившемуся, надежному. Тут-то в каждом из нас и идет борьба между тем, что знакомо, как бы естественно и обычно для нас, и тем, что разрушает, нарушает эту привычность и обычность. Не понимая в себе естественности этой борьбы, мы чаще всего становимся на сторону привычного и не приемлем, отвергаем новое и необычное. В одном классика, чувство классики, любовь к классике, высокий классический вкус противятся до сердечного разрыва легкому, эстрадному, джазовому и всему молодежному звучанию, особенно сегодня рок-музыке. Чувства неприязни, сопротивления настолько поглощают нас, чтр голос рассудка и разума глохнет под напором эмоций.

Если бы с самых ранних дней, часов жизни ребенка дома, в детском саду и в начальной школе хоть иногда, хоть чуть-чуть проращивали бы в ребенке умело и ненавязчиво, естественно и органично все звуковое гармонизированное и ритмизованное богатство мира, если бы наша школа нацеливалась на формирование в каждом чувства и понимания того, что не может быть полнокровной, по-человече-ски богатой и счастливой жизни вне способности человека погружаться в разнообразный мир звуков, чтобы создавать вокруг себя гармонизированный и гуманизированный мир, то не возникала бы в нас эта непримиримая борьба между классическим богатством и звукомиром наших дней, принимающая нередко форму борьбы старших поколений с младшими, к счастью, пока не выливающаяся в форму звуковой стрельбы. Увы, когда мы дорастем до понимания того, что отсутствие музыки, ритмики, пластики, дизайна, декоративно-прикладного и изобразительного искусства, литературы как искусства, а не как предмета в старших классах просто-таки пагубно сказывается на формировании и воспитании таких граждан, которые в дальнейшем во всей своей жизни и деятельности будут творить гармонизированный материальный и духовный мир. Мы никак не можем понять, что без чувства темпа и ритма, пропорции и гармонии, симметрии и асимметрии, без развитого пространственного мышления, без выработанной координации движений, а следовательно, и без высокого эстетического чувства и вкуса, то есть без отзывчивости на красоту и отвращения к безобразному, невозможно глубоко понять и прочувствовать красоту и стройность математики и физики, химии и биологии, географии и истории и всего, с чем в жизни или на работе, в общественно-политической деятельности или досуге сталкивается человек.

Эстонские и литовские деятели народного образования понимают это и своими республиканскими решениями ввели музыку и изобразительное искусство с I по XI класс. Там понимают, что без ритмики, без пластики, без высокого музыкального развития, способности к хоровому пению, без высокоразвитого пространственного мышления нельзя воспитать настоящего человека, нельзя создать фундамент для формирования личности, нельзя получить ни хорошего инженера, ни ученого, ни конструктора, ни педагога, ни рабочего, ни крестьянина. Я завидую японской системе народного образования, для которой эти вещи являются принципиальными, основополагающими установками. Завидую всем японским детям, что они за время учебы в школе с I по XII класс не только обязательно учатся играть на 1—2 музыкальных инструментах, лепить, рисовать, конструировать, но и имеют возможность увидеть своими глазами всю свою страну: постоянные поездки учащихся во время всех каникул по стране за счет общества и государства — это не пожелание, а одно из программных требований любой японской школы.

Вряд ли стоит удивляться тому, что музыкально-художественное и эстетическое воспитание в японской семье — дело естественное, а не дань той или иной моде. Вряд ли стоит удивляться и тому, что японская промышленность получает такую смену рабочего класса, которая не знает, что такое брак на производстве. На нашу бы социальную почву все это пересадить. Какие бы мощные культурные всходы и плоды получились бы! Эстетически развитое чувство и вкус просто пронизывают всю нравственную жизнь человека, выливаясь в постоянное стремление его к совершенству и самосовершенствованию, они сливаются в нем в чувстве достоинства и чести, превращают честность и точность исполнения, как говорят японцы, в естественную потребность личности на уровне гигиены и самоуважения. Никогда еще в истории человечества самоуважение не произрастало на почве брака, халтуры, безответственности и ограниченности.

Вот и подумаешь после этого, стоит ли давать разгораться в тебе страстям только классически звучащего мира, или только легкого, эстрадного,, или джазового, рокового давления на свои чувства, ум и волю. Возделывай в себе почву для прорастания того, другого и третьего, а эстетическое чувство и вкус соединят их в личностное единство, что составит подлинную культуру. Ведь культура — это всегда высшее, лучшее, гуманнейшее из всего, что добыто, наработано, взлелеяно человечеством.

[1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 42. — С. 91.
[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 42. — С. 92.
[3] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 42. — С. 124.